«Российское ТВ превратилось в кувалду»

Илья Шепелин – журналист, медиакритик, ведущий популярной программы «Зомбоящик» на «YouTube», где он делает веселые обзоры пропаганды и разоблачает фейки. Мы обсудили с ним эволюцию телевидения и сделали прогнозы, что произойдет со зрителем, если он отключит мозги и будет смотреть эфиры Соловьева в режиме нон­стоп.

Из мечтателей – в «совки»

– Илья, о чем ваша новая программа «ГКЧП» на «YouTube»­канале «Популярная политика»?

– Как вы уже, наверное, поняли, «ГКЧП» мы ее назвали в честь события, с которым связаны распад Советского Союза и надежды, что эта дорога ведет в какое­то интересное, светлое и разумное будущее, но что­то пошло не так. Из­за того, что все люди во власти были воспитаны в СССР, вышло, как в том анекдоте: что бы они ни делали, получается автомат Калашникова. Видимо, есть какой­то программный код, который тянет их обратно.

В нашей передаче мы будем исследовать настоящее и рифмовать его с какой­то историей из прошлого. Мы родились незадолго до распада Советского Союза, что­то помним из 90­х – как время, когда было, с одной стороны, тяжело, а с другой – люди вокруг мечтали, каким общество должно быть. Многие, кто тогда об этом говорил во весь голос и занимался визионерством по телевизору, сейчас сами превратились в каких­то адских «совков». И хотя программа у нас юмористическая, но мы много размышляем и рефлексируем, чтобы посмотреть на эти развилки в нашей истории, когда все могло пойти по иному пути.

– Во что превратилось российское телевидение?

– В кувалду. Зрителя заманивают чем­то вкусным – классными сериалами или бугагашными юмористическими программами. А затем кувалдой правят ему нужным образом мозги, устраивают лоботомию, чтобы человек ни о чем не думал. Мне кажется, советское телевидение на самом деле не было суперпопулярным и эффективным с точки зрения психологического воздействия. Новости не были развлечением, что сейчас называется инфотейнмент. По сути, это был тот же скучный диктор из радио, которому приделали камеру.

Конкуренция в 90­х заставила телевизионщиков научиться добиваться внимания зрителей и зарабатывать деньги. Это расцвет конкурентного телевидения, где придумывали разные форматы, покупали на Западе популярные шоу, что­то сами докручивали под местную аудиторию, использовали новые технологии и кучу современных движущихся камер.

Медиакорпорации следят за рейтингами и знают, как заставить человека между всеми видами возможного досуга выбрать падение: в прямом смысле падение человека на диван, в переносном – зритель постепенно деградирует.

«Британию волной смоет!»

– Есть мнение, что программа Владимира Соловьева накачивает людей агрессией. Вы с этим согласны?

– Безусловно! Программа Соловьева отражает настроения части людей. Агрессии вообще много в обществе. Например, в переполненной маршрутке на тебя огрызнулся человек, и ты потом целый день прокручиваешь в голове, как нужно было ответить. А тут тебе вечером в программе «маршрутный» «Вечер с Владимиром Соловьевым» на пальцах показывают, как надо. Ведущий занимается геополитическим переводом разговора: фрик, который тебя обидел, воплощается в президента Франции Макрона или премьер­министра Британии Риши Сунака. Зрителю вместо сложных путей, чтобы он менял свою жизнь или требовал, чтобы вокруг него что­то улучшилось, подсовывают вариант попроще: взять пивка, включить шоу Соловьева, там этих виновных назовут и там же с ними расправятся.

С другой стороны, вот мы с вами обсуждаем эту программу и может сложиться ощущение, что ее чуть ли не полстраны смотрит. А это не так. Если сейчас зайдем на сайт «Медиаскопа», окажется, что рейтингов больше 5–6% на всю страну ни у одной ТВ­передачи нет. 12 лет назад у «Программы максимум» считалось плохо, если она набирала меньше 9%. Сейчас даже не знаю, из каких штанов нужно выпрыгнуть, чтобы такие заоблачные цифры получить. Поэтому аудитория Соловьева – это всего 2–3 миллиона зрителей, точно не большинство.

Но это ядерная аудитория в том смысле, что она требует ядерной войны.

Чем больше люди слушают этих ненасытных ястребов российского телевидения, тем меньше боятся ядерного апокалипсиса, потому что уверены: их это точно не коснется. На мой взгляд, самая страшная вещь, которая происходит на российском ТВ – нормализация ядерной войны: мол, мы­то выживем, а Британию волной смоет. Я боюсь, что это как раз может очень плохо закончиться.

«Зарубин – исключительная находка»

– Признаюсь, именно из ваших эфиров узнала про программу «Москва. Кремль. Путин» Павла Зарубина. Что это за феномен такой придворной журналистики?

– Мне самому очень хотелось бы почитать инсайд, кому вообще в голову пришла идея создания программы с таким названием? Как будто Путин у нас самый обделенный эфирным временем персонаж. Возможно, гендиректору ВГТРК Олегу Добродееву захотелось больше влияния и денег. Чтобы быть ближе к Путину, придумал программу. Павел Зарубин – это исключительная находка. У него каждый раз эйфория, когда он видит красную ковровую дорожку и колонны в Кремле.

Программу создавали еще в допандемийные времена, чтобы показывать, как президент бодр, как он летает по регионам. С пяти разных ракурсов можно снять, как Путин шел по коридору и вдруг решил резко развернуться направо. Но в последнее время наш лидер стал домоседом, нечасто куда­то выбирается. Однако программа всё равно выходит. Зарубин делает подборки анекдотов с Путиным, цитирует самые жесткие слова президента о США. Он всё время пытается создать впечатление, что Владимир Владимирович чем­то занят, но ни одного кадра с ним не показывает. И вот как раз в этом смысле эта передача часто бывает саморазоблачительной, потому что из нее мы можем понять, появлялся ли на этой неделе Путин перед людьми или нет. Это бесценный материал для всех кремленологов.

Про Урганта и Волю

– Как так получилось, что Владимир Познер молчит, а Пьяных*, Галкин*, Слепаков* смело высказываются? Почему именно в среде юмористов возник некий протест?

– Глеб Пьяных* запомнился многим желтой «Программой максимум», но это вам не глупый диктор перед суфлером, который умеет читать смешными голосами текст про скандалы­интриги­расследования, написанный за него редакторами. Он был зам. главного редактора газеты «Коммерсант», где занимался экономикой. Глеб полностью порвал с российским телевидением, у него есть финансовая независимость, он занимается риелторством в Турции и может себе позволить говорить, что хочет.

А вот Иван Ургант до сих пор выступает на корпоративах в России. Это его право, но не хочется в нем разочароваться: а вдруг его затянут обратно? Недавно Ургант ходил на премьеру фильма «Первого канала» «Вызов» – и тем самым подчеркнул, что до сих пор поддерживает какие­то отношения с Константином Эрнстом. Вот про Максима Галкина* и Семена Слепакова* точно можно сказать, что они обратно не вернутся.

Но есть примеры с другой стороны. Павел Воля особо не высказывается в публичном поле, но недавно у него прошло выступление, откликающееся в сердцах российских чиновников, которые долго думали, из­за чего в России все проблемы, и решили, что из­за трансгендеров. Павел Воля шутил о том, что не может жить с ощущением, что в Америке кто­то может поменять пол. В «Comedy Club» и других проектах ТНТ Украину не трогают, но там постоянно критикуют безвольный Евросоюз и США. Ну а какие у вас могут быть ожидания от нового гендиректора Тины Канделаки?!

Беседовала Марина Довгер

 *признаны иноагентами.