Семён Иоффе: «Я приветствую возрождение «Росы»

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (телеканалы «ОТР» и «Регион­67») стал заслуженный работник пищевой индустрии Российской Федерации, без преувеличения живая легенда смоленской промышленности, смоленской экономики Семён Исаакович Иоффе. Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Семён Исаакович.

– Здравствуйте, Сергей Витальевич.

– Я очень рад Вас видеть.

– Взаимно.

– Вы знаете о моем глубочайшем уважении к Вам, потому что судьба Ваша полна такими достижениями! И что меня поражает кроме всего прочего, о чем мы еще сегодня поговорим, это то, как Вы выглядите. Мы с Вами в этой программе встречались почти двадцать лет назад – никаких изменений в облике. Что такое Вы изобрели? Или это зарядка по утрам, пробежки, а может, диета?

– Есть такое выражение: нас ничего не старит так, как возраст. Вы мне льстите, я понимаю. Нет, я живу нормальной жизнью. Иногда, не регулярно, делаю зарядку. Бегать не бегаю, но хожу быстро. Питаюсь нормально. И еще, может быть, наследственность сказывается.

– Родители долго прожили?

– Отец – 84, мать – 77.

– Мои­то рано ушли, я уже в 39 лет стал полным сиротой. Семён Исаакович, Вы очень известный человек в Смоленской области и в России. И это неудивительно, потому что 48 лет в молочной промышленности, из них 18 лет –  директором легендарного предприятия «Роса». За плечами огромная жизнь, а я хочу вернуть Вас в Ваше детство. Родились Вы в районном центре Городня, это Черниговская область, Украина. Что самое яркое вспоминается из детства?

– Из детства, конечно, вспоминается война. У нас в семье четверо детей было. С нами жили бабушка с дедушкой, отца забрали в армию. Немцы уже подходили, а бабушка всё не хотела эвакуироваться. Ничего, мол, страшного, я жила при немцах в 1918 году. Она же не понимала, что это уже другие немцы. А мать моя, женщина настойчивая, говорит: нет, мы уедем. Власти нам дали лошадь с повозкой, мать четверых детей посадила, и двинулись мы на восток, в сторону Курска. Там нас пересадили на поезд, и в Казахстан.

– Вам было два года тогда?

– Да, а младший брат был вообще грудной. Нам по дороге русские люди помогали кормить малыша. Мать всех вырастила, все остались живы. Но когда мы появились в Казахстане, кормить детей было нечем, и мать купила корову, я это хорошо помню, и молочные продукты у нас были.

– А отец воевал?

– Да, потом его комиссовали по ранению, он оглох на одно ухо. Через несколько месяцев он нашел нас. Его направили работать на железную дорогу. После войны вернулись на родину. И, кстати, наш дом уцелел. В нем располагался военный госпиталь. Нас поселили на кухне, на полу все спали. А потом, когда фронт продвинулся на запад, госпиталь переехал, и мы заняли свой дом. Мать держала корову, двух поросят, чтобы семью кормить. Она делилась молоком с соседями, с военными. Там воинские части стояли, солдаты нас, детей, баловали, на руки брали, в кино водили на американские фильмы, я помню «Тарзан», «Дикая Бара».

– Семён Исаакович, о чем мечтали дети в то время? Стать военным – летчиком, танкистом… Вы едете поступать в институт, который называется Ленинградский институт холодильной промышленности. Ну никакой романтики. В чем дело?

– С нами жил дядя, он окончил Киевский политехнический институт, получил диплом инженера и часто с нами что­то мастерил. Золотые руки были. Вот и мне захотелось быть инженером, и он сказал мне: «Поступай в любой институт, но на механический факультет». Я и выбрал механический факультет Ленинградского технологического института холодильной промышленности. Я, правда, с первого раза не поступил, работал учеником токаря, потом токарем на машинно­тракторной станции. Год проработал, а тогда уже поступил. Помню, дал маме телеграмму в три слова: «Зачислен.Выезжаю. Целую».

– Зацепиться в Ленинграде не было возможности?

– Я и не пытался. Тогда время советское было, сами понимаете, прописка нужна… Я из ста человек был по успеваемости тринадцатый.  Поэтому выбор при распределении был большой. Думал, поеду в Березняки, но меня друг по общежитию попросил, чтобы я этот адрес уступил ему. И я выбрал Смоленск. Я, когда домой ездил, каждый раз проезжал Оршу, а Смоленск ведь недалеко.

– Как Смоленск Вас встретил?

– Город мне очень понравился. Еду на трамвае по Большой Советской, смотрю – здания похожи на Ленинград. Думаю, как хорошо, что я попал сюда.

– Я скажу коротко нашим телезрителям, что уже в 23 года Вы, здесь в Смоленске, возглавили проектно­конструкторское бюро управления молочной промышленности. И работали там 25 лет. Проектировали строительство молокозаводов в области – больших и небольших. Мы этот Ваш этап жизни опускаем для экономии времени, и в 1987 году Вы пришли на городской молочный завод главным инженером. Вот с этого началось Ваше, так сказать, восхождение в стенах этого замечательного предприятия. Через пять лет вы стали директором. А это те самые 90­е годы. Но Вы не спасовали, и молокозавод чуть ли не первым в области стал акционерным обществом. И пошла работа. Вот что Вы говорили о том времени  в интервью газете «Смоленские новости» в апреле 1993 года: «Свободу, хотя и неполную, мы всё­таки получили. Во всяком случае, нам уже никто не указывает, что и в каких количествах производить. Сами мы ориентированы только на спрос покупателей». И тогда появились и домашний сыр, и глазированные сырки знаменитые. Что, собственно, и позволило не утонуть в этой рыночной стихии.

– Я решил, что надо вспомнить хорошо забытое старое. Это не мое изобретение – сырки глазированные. Я вспомнил бабушку, которая здесь еще на старом заводе делала эти кругленькие монетки­сырки. Они пользовались огромным спросом. Я говорю: давайте попробуем. Позвали эту бабушку, она нам рассказала, как и что, и мы начали делать. Установили небольшую цену. Их расхватали, я удивился! Цену подняли. И это начало нас спасать. Потом сыр домашний. Мы нашли новую инструкцию изготовления домашнего сыра. И на этом начали подниматься. Еще важный момент. Надо понимать, что молоко – это летний продукт. Летом его много, а зимой мало. И летом его потребление меньше, потому что дети уезжают к бабушкам, студенты уезжают из города, молока много, а продажи нет. И я переделал камеры охлаждения в камеры замораживания до минус 18 градусов. И мы всегда на зиму из летнего молока закладывали масла 500 тонн и творог, замораживали его, потом восстанавливали. А масло хранится до года при минус 18 градусах. И это были наши запасы. Когда случился дефолт 1998 года, цены поднялись, мы продали эти запасы, у нас появились деньги, и я стал крестьян субсидировать беспроцентно, давать им деньги на посевную, на уборочную, 50 миллионов рублей дал им. Они молоком рассчитывались. Крестьянам это было очень выгодно.

– Огромная Ваша заслуга в том, что Вы начали поддерживать сельхозпроизводителей, потому что понимали, что если не будет молока, так и «Росы» не будет.

– Да, мы крестьянам помогали. Я понимал, что без сырья мы никто. Со временем третья часть молока области шла на наше предприятие. У нас была самая высокая в области закупочная цена на молоко. И когда мы встали на ноги, мы начали помогать, стали покупать охладители, грабли…

– Я знаю, что кто­то был недоволен, что Вы помогаете крестьянам, вместо того чтобы поддерживать своих акционеров.

– Мы выплачивали два раза в год дивиденды. Люди держали акции, это было народное предприятие, поскольку акции были у трехсот человек. Я не стремился к тому, чтобы акции были у меня одного. И потом мы создали еще одно общество «Утренняя роса», это название я уже предложил, куда входили не все предприятия, а те, кто зимой будет нам сдавать не менее тонны молока.

– Они тоже становились акционерами?

– Да, кто тонну сдает, тот становится акционером. И «Роса» внесла в бюджет «Утренней росы» наибольший вклад.

–  Вы относились к той категории руководителей, которые шли в ногу со временем, не боялись рисковать. И не случайно ведь в 1995 году Вы получили сертификат «Лидер российской экономики», а в 1996 году диплом «За успешное развитие в условиях переходной экономики». Переходная экономика… Ведь многие просто разорились и погибли, а молокозавод выжил и, кстати, в этом же году получил название «Роса». Если я не ошибаюсь, главный энергетик придумал это название.

– Я объявил конкурс. Предлагали разные названия – «Водолей», еще какие­то… Приходит главный энергетик и говорит: «Роса». «А почему?» Он объясняет: «По росе косят – раз, второе –  когда достаешь бутылку молока из холодильника, капелька росы сбегает». Все согласились, и я ему выписал премию. Он так обрадовался. Наутро приходит и говорит: «Ночь не спал». – «А что такое?» – «Я расшифровывал «Роса» и самое трудное – это последняя буква: «Регулярное обеспечение смолян агропродуктами». Это оригинально было и так и пошло, всем понравилось.

– Люди, Семён Исаакович, помнят это Ваше умение анализировать обстановку, потому что только с таким аналитическим мышлением можно было тогда выжить и показывать такие результаты. Я сейчас не буду перечислять все дипломы, звания, а «Роса» входила и в пятерку лучших, и в тройку лучших предприятий отрасли в России. Огромное количество наград. Но тогда, двадцать лет назад, в этой программе я Вам задал не очень корректный вопрос: «Семён Исаакович, а как Вы смотрите на ту проблему, которая называется «вовремя уйти»?» Тогда Вам было 62 года, и давайте послушаем, что Вы ответили.

– Начинаешь задумываться, когда тебе уже столько лет. Я помню, когда был еще жив Утесов, он сказал: лучше уйти на два года раньше, чем на два дня позже. Я задумываюсь над этим, но я могу уйти, и все об этом в коллективе знают, когда будет достойная замена. Я присматриваюсь. Просто так не хочется бросить. А пока есть силы, желание, есть удовольствие работать. Поверьте, когда результат есть, идешь на работу с радостью. И потом, это же мое детище, извините меня, что я так сказал».

Это был 2001 год. Всё было вроде бы нормально. Но вот наступает 2004 год. Я зачитаю заголовки в газете «Смоленские новости». Сентябрь 2004­го. Заголовок «Семён Иоффе: Я не предам коллектив, который мне верит». Октябрь 2004­го. «Росу» варягам не отдадим». И Вы в этом интервью на вопрос о слухах, что «Роса» уже стала московской, отвечаете: «Нет, мы стоим твердо. Контрольный пакет акций находится на предприятии. Ко мне обращались три московские фирмы по поводу покупки, но мы сказали: не продаемся. Чем закончится, трудно сказать, но я не исключаю вариант силового захвата предприятия, когда люди с фальшивым реестром ворвутся на комбинат». Начались вот эти страшные времена. Что вспоминается? Я представляю Ваше состояние…

– Состояние было серьезное…

– Потому что было много акционеров, и людям стали предлагать по 500 рублей, по­моему, за акцию…

– По пять тысяч.

– Итак, если у человека сто акций, то это 500 тысяч. Устоять очень сложно.

– Потом прошло время и уже предлагали по 10 тысяч. Люди стали сходить с ума. Ко мне приходили рабочие, даже чаще, чем ИТР и служащие: «Семён Исаакович, мы отдадим акции Вам, сохраните предприятие». Я, конечно, акции не брал: «Держитесь, ребята, когда будет надо, я их у вас куплю, бесплатно не надо отдавать». Но деньги портят людей. И не рабочие, а именно из состава Совета директоров два человека, имея большие пакеты акций, предали нас. И тогда приезжает ко мне «Юнимилк» и показывает, что у них 13 процентов, и они могут провести собрание внеочередное, могут сместить меня и поставить новое руководство. Но у меня было более 20 процентов акций, и я сказал – тогда я еще имел влияние, – что акции не продаю. Давайте договоримся, я войду в состав учредителей со своими акциями. Они согласились. И более того, пообещали, что пойдут солидные инвестиции на развитие предприятия.

– Я знаю, что Вы обращались к губернатору Маслову за поддержкой.

– Я обращался к нему и к областной Думе, чтобы взяли в трастовое управление. В Орле губернатор сказал, что не разрешит покупать, и отступили временно. Но прошло время, и всё равно захватили. Я предлагал, но ничего не получилось, хотя налоговая инспекция была за меня, потому что мы были в десятке лучших плательщиков налогов.

– Может, Вам надо было что­то нашей власти пообещать?

– Что можно было обещать? Я же не перебью то, что другие уже, видимо, пообещали. Два года проходит, и никаких инвестиций нет. Хотя и губернатор говорил, что будут инвестиции. И ко мне вдруг приезжают: «Семён Исаакович, пока акции не продашь, никаких инвестиций не будет». Ультиматум такой. И началось…  Ночные звонки. Представляете, такой звонок ночью: «Если сегодня акции не продашь за 50 тысяч, завтра будет уже на 10 тысяч дешевле». Я говорю: «Не продам». Но жизни не было… Жена сказала: «Жить хочешь, продай акции». Я еду в Москву, созрел уже, потому что такое давление было, и не только на меня. Все на нервах. А я ведь различные планы развития «Росы» им посылал – нет, всё не то, не подходит. И я чувствую, что это не потому, что плохо, а просто уже хотят добить нас. Ну а потом они продали «Данону» свою долю. Вы в курсе дела?

– Да, конечно.

– И было на «Даноне» совещание селекторное. И заявляют: «Учите английский язык. Вся наша информация будет на английском языке». Ну а кроме того начались проблемы с качеством.

– И сокращение ассортимента было резкое.

– Да, они же купили завод в Белоруссии, там, где родина Лукашенко, и забрали у меня линию, которую я купил за свои деньги в Израиле, которая делала великолепную сметану. Ушла в Белоруссию.

– Чем закончилось, мы знаем. «Данон» в конце концов закрыл это предприятие. Скажите, Семён Исаакович, Вы разочаровались после всего этого в людях?

– В своих – нет, в тех, что со мной работали, – нет. Мы до сих пор в контакте. Последний мой главный инженер сейчас работает главным инженером на «Росе», я рекомендовал его. Сначала было больно, конечно, проезжать мимо стоящего завода, не работающего. Теперь я рад, что хоть открылся завод. Я приветствую это. Кстати, Тимирязев (основной учредитель «Росы» – ред.) три раза приглашал меня, советовался, спрашивал, можно ли название «Роса» оставить. Я ответил – конечно. Ведь смолянам это название хорошо знакомо.

– Вы верите в возрождение «Росы»?

– «Роса» будет работать. Смоленщине нужен крупный молокоперерабатывающий завод. Сейчас же больше половины молочного сырья уходит за пределы региона – в Брянскую область, в Московскую. Я был на этом новом заводе, когда шел монтаж. Я видел оборудование, современное, хорошее оборудование, но его мощность предельная примерно 50 тонн в сутки. У нас было 350 тонн. Понимаете разницу? Потом ассортимент. Их продукции в Смоленске пока мало. Молоко я вижу, сметану. Больше ничего.

Они вообще не специалисты по молоку, у них бизнес другой, поэтому приглашали меня, главного инженера. Им, конечно, сложно, я понимаю. Но то, что удалось молочный завод возродить, – это заслуга губернатора. Слава богу, возродился завод!  Хоть и 50 тонн сейчас он дает, но всё равно есть перспектива роста.

– Я хочу, Семён Исаакович, задать Вам несколько вопросов, как специалисту. Вот пальмовое масло. Одни говорят, что ничего страшного, другие говорят, что это отрава. Как на Ваш взгляд?

– Во­первых, это растительное масло. Растительное масло очень полезно, слов нет. Но это пальмовое масло идет к нам неочищенным. Очистка очень дорогая. Запад пользуется этим маслом, но они очищают его. Если его не очищать, то там есть составляющая, которая приводит к онкологии. Вот цитата из научного журнала:  «Не перестает удивлять рьяность и цинизм чиновников, которые продолжают обходить запрет на ввоз сырья с глицидиловыми эфирами, провоцирующими рак». Вот если его очистить, то ничего страшного нет в этом масле. А к нам идет неочищенное масло, и многие не хотят тратить большие деньги на очистку. Вот в Белоруссии это масло используется неочищенным и делается сыр, и называется он «сырный продукт» – до границы. Как перешел границу, уже смотрим в магазине – «сыр белорусский».

– А на самом деле мы едим сырный продукт.

– Да, а написано «сыр».

– Вы знаете, в этой программе принимал участие Игорь Васильевич Ляхов, когда он еще не был председателем областной Думы, он тогда возглавлял хозяйство «Рыбковское» и был более свободен в своих высказываниях.

– Я работал с «Рыбковским»…

– …так вот он говорил, что высокое качество белорусской продукции, что там нет химии, что там всё прекрасно – это миф.

– И консерванты есть там, и пальмовое масло.

– Теперь мы начинаем это понимать. Просто вложили нам в голову, что Лукашенко не позволит выпускать плохое. Лукашенко много чего себе позволяет, не будем углубляться в это. Вы яркий пример привели, что до границ с Россией у них это называется «сырный продукт», как переехали, так «сыр».

– А на свой рынок они не делают сырный продукт,  потому что это же химия.

– Семён Исаакович, а то, что губернатор Алексей Владимирович Островский курирует лично сельское хозяйство, с Вашей точки зрения, – это правильно?

– Я считаю, правильно. Он в курсе дела как первое лицо, он интересуется этим. Он видит, знает, что большое количество молока уходит за пределы области, он тоже настаивает, чтобы «Роса» перерабатывала больше молока и увеличивала ассортимент.

– А у Вас есть какой­то совет губернатору Островскому?

– Совет? Он позовёт, если совет понадобится. Я не хочу давать советы. Впрочем… Я уже говорил, что зимой молока меньше, а летом больше. И я в свое время тогдашнему заместителю губернатора Хвостанцеву предложил: субсидий, которые давали крестьянам за каждый литр молока, давайте зимой в два раза больше, а летом на траве молоко и так будет. Хвостанцев это сделал. И это повлияло как­то.

– Вот уже и совет.

– Алексей Владимирович – разумный человек. У него и советники хорошие…  Кстати, помнят меня, должен сказать, поздравляют по праздникам. Спасибо, не забывают. Мне приятно, конечно. И не только мне. Нас там семь человек, таких ветеранов, осталось.

– Я знаю, что у Вас было тяжелое испытание, связанное со здоровьем, и Вы всё­таки справились. Я очень рад этому. Ваш пример показывает, что можно еще долго­долго жить и после этого диагноза. И завершая нашу беседу, хочу еще раз сказать, что Вы – живая легенда смоленской экономики. А коллектив «Росы»  Вас просто боготворил, и Ваши партнеры боготворили. Я хочу привести только одно мнение. Татьяна Савицкая, «Новое Замощье».

– Я знаю, да…

– Вот что она пишет: «Когда поменялось руководство на предприятии, плакала три месяца. Не могла заставить себя приехать на «Росу». С Семёном Исааковичем словно ушла целая эпоха. Ушло что­то родное, близкое. Понимала, что никогда уже не будет у меня таких доверительных отношений с новым руководством. И точно, с директором предприятия за четыре года не встретилась ни разу и даже не знаю его в лицо». Имеется в виду «Юнимилк». Такие признания, конечно, дорогого стоят. И я помню, как на одном из юбилеев Вам коллектив пел такую песню: «Вы конструктор побед, Королев наших взлетов, мы Вам верим всегда и должны побеждать». Так что я уверен, что те победы, которые были, останутся в истории Смоленской области. Хочу Вас поблагодарить и сказать, что горжусь нашим знакомством и хорошими отношениями. Горжусь, что Вы постоянный читатель газеты «Смоленские новости».

– Спасибо большое, Сергей Витальевич. Я очень горжусь нашей дружбой. Я уважаю вашу редакцию, потому что «Смоленские новости» – самая правдивая газета.

– Спасибо.

P.S. Видеоверсию беседы смотрите на сайте газеты «Смоленские новости» в разделе «Видео».