«Ел банан во время надругательства»

Потерпевший рассказал об иркутских пытках

«Что помогло вам выдержать пытки?» «Я смотрел на тех, кто мучил меня, и благодарил Бога, что я не на их месте». Этот диалог в свое время состоялся у меня с одной из жертв пыток. Сколько их было за последнее время… И у всех были «режиссеры», имена которых в «титрах» уголовных дел не всегда значились.

Скандал с пытками в СИЗО Иркутской области (по данным правозащитников, около 200 осужденных подверглись насилию) подошел к одной из важных фаз. Долгое время в уголовном деле не было ни одного обвиняемого по 132 УК РФ «Насильственные действия сексуального характера» сотрудника. И вот, наконец, арестованы двое – начальник отдела режима и надзора СИЗО № 6 Луковский и его заместитель Бароян. Произошло это благодаря одной из жертв, Денису Покусаеву. Он недавно освободился.

Его рассказ вместе с показаниями других потерпевших поможет нам пролить свет на иркутскую аномалию.

«Тюремщик щелкал семечки»

В апреле 2020 года в Ангарской колонии № 15 произошел бунт. Осужденные сожгли промышленную зону, испортили имущество. Когда в бунтующую колонию приехал новый начальник УФСИН по Иркутской области Леонид Сагалаков, кто­то из осужденных бросил в него камень.

«Бунтарей» (беру в кавычки, потому что речь не только о зачинщиках массовых беспорядков, но и обо всех, кто попал под «горячую руку») вывезли в СИЗО
№ 6 города Ангарска и СИЗО № 1 Иркутска. Следствию по делу о массовых беспорядках, судя по всему, нужны были весьма определенные показания этих людей.

Вывезенных из ангарской колонии в два СИЗО мучали в массовом порядке. Но видеозаписей экзекуций (как в случае с Саратовской ОТБ­1) не было, а словам жертв просто никто не мог поверить. Точнее так – в это невозможно было поверить, иначе пришлось бы признавать, что в СИЗО работают маньяки.

Пытки отличались тем, что состояли в основном из насильственных сексуальных действий. Словно бы заказчики понимали: одной лишь физической болью мало чего можно добиться, нужно что­то более унизительное и патологическое.

Один из потерпевших рассказывал, к примеру, что его заставляли ходить в женском парике и в платье и засовывать в себя разные предметы… Другой говорил, как при насилии использовали не только палки, но и веники. Третий – как его били по гениталиям током.

Самое чудовищное случилось с 25­летним сиротой (угодил за решетку за кражу лошади): во время пыток в СИЗО № 1 использовали включенный кипятильник, который взорвался внутри его тела.

Первое уголовное дело по факту пыток было возбуждено 1 февраля 2021 года. А потом было еще 17 (!) дел, которые в итоге объединили в одно. Число потерпевших приблизилось к трем десяткам. И это не конечная цифра. По мнению правозащитников, которые с самого начала занимались расследованием этой жуткой истории, потерпевших около 200.

Проблема в том, что больше половины из них еще за решеткой, причем в тех же местах, где их пытали и насиловали. Было бы наивно полагать, что они решатся дать показания в то время, как никаких гарантий их безопасности нет. Нашу давнюю просьбу – вывозить всех потерпевших заключенных в другие регионы – законодатель пока не закрепил в соответствующих нормативных актах.

И тем не менее, после того как на основе показаний Покусаева были арестованы двое сотрудников – начальник дневной смены отдела режима и надзора Луковский и его заместитель Бароян, стали появляться те, кто готов говорить. 24 марта 2022 года дал показания Сергей Зырянов, который всё еще в СИЗО № 6.

Зырянова обвинили в том, что это он якобы бросил камень в генерала Сагалакова. Страшная ирония в том, что не меньше 10 человек признались, что бросили этот камень. Прямо камнепад какой­то! Можно себе представить, как были получены показания.

Впрочем, вот рассказ Зырянова: «11 апреля 2020 года нас завели в каптерку. Полуползком, голова в пол, страшно было смотреть по сторонам. Разработчики материли нас. Принесли кабель. Я понял, что нас будут пытать током. Кидали его на спины. От этих ударов (током) трясло.

Потом С. дал бумажку с фамилиями, с кем надо поработать. Там было написано, что я кинул камень в генерала. Я говорил, что это не я. С. и Ц. сделали веревки из простыней. В позе лодочки зафиксировали руки с ногами. Били кабелем и палками по пяткам. Бил С., а Б. всё это время стоял рядом, пинал меня, ногой поворачивал голову, чтобы проверить – в сознании ли я. Всё это время он щелкал семечки и плевал на меня шелуху.

Потом С. намотал мне кабель на шею и начал орать, что это я осознанно кинул камень в генерала. Я уже задыхался и согласился: «Давай напишу». Меня проложили бить С. и Ц., а Б. так и стоял у окна и иногда пинал меня, лежачего и связанного. И продолжал щелкать и плевать в меня семечки».

В этом заявление есть эпизоды, которые мы по этическим соображениям не стали публиковать.

«А что я сделаю, у меня приказ»

За последние годы я не раз беседовала с жертвами пыток. У людей, которые прошли через них, есть одна особенность: во время воспоминаний они как будто «зависают», при этом взгляд становится стеклянным. Эта особенность свойственная всем, вне зависимости от возраста, социального статуса и образования. В процессе разговора Денис Покусаев вел себя именно так.

– Вы отбывали наказание в той самой ангарской ИК­15, ставшей известной на всю страну из­за беспорядков?

– Да, я был осужден в 2019­м году за мошенничество, и в декабре попал в колонию в Ангарске.

– Вы попали в СИЗО №6?

– Да, нас там было 300 человек. Под ангарских выделили специальный пост, где начальником был Луковский. Отношение с самого начала было ужасным – постоянные избиения, унижения. Нам говорили: «А что вы хотите? Вы же из ангарской колонии, где был бунт!»  Виноват ты в этом бунте или нет, неважно: относились ко всем одинаково. Доходило даже до того, что нам не давали бриться по месяцу, пока борода не отрастет, а потом на всю камеру (шесть человек) выдавали один станок и говорили: «У вас полторы минуты». Мы спешили, резались. Кто не успевал побриться, того избивали так, что…

– Вы признаны потерпевшим официально по делу о пытках?

– Да. В уголовном деле несколько эпизодов. Больно вспоминать те события и всех, кто принимал в них участие.

Луковский был начальником корпуса, в котором без его ведома ничего не делалось. Когда утром он заходил на просчет, играла песня «Василиса». Это потому, что его звали Василий Василич. Выводили на прогулку под лозунг, который он придумал лично. Я его никогда не забуду. «Мы долго режим нарушали, себя непристойно вели, теперь ПВР уважаем, порядок в душе навели, мы верим в благую идею, идем к искуплению вины, для жизни найти панацею поможет начальник тюрьмы». И три раза кричали «Ура».

Утром, при проверке, мы должны были выкрикнуть доклад во всё горло. И если что­то не так, нас избивали киянкой (это такой деревянный молоток). По разным частям тела – голова, руки, ноги.

Камеры регулярно обходил медик, который видел наши телесные повреждения. Но он ничего не фиксировал. А начальник санчасти видел даже, как бьют молотком, и улыбался при этом. Потом я его встретил в колонии­поселении, куда меня перевели, спросил: «Вам не стыдно мне в глаза смотреть?»

– И что он ответил?

– «А что я сделаю, у меня приказ».

– Вашу руку, судя по ее нынешнему состоянию, не пытались лечить?

– Нет, гипсовать не стали. Кости срослись неправильно. Мне не давали обезболивающих. У меня и нога была сломана, и ребра. Я сильно пострадал. Разработчики били на каждой прогулке так, что у меня из уха кровь шла (повредили барабанную перепонку). До сих пор плохо слышу… Я просил врачей посмотреть, а они говорили: «Будет письменное распоряжение генерала Сагалакова о том, что вам можно оказывать медпомощь, тогда окажем». Мы понимали, что это незаконно, но куда жаловаться?

– Насилие происходило в отдельном помещении?

– Да, там были разработчики. Двое или трое. Я так понял, что было некое распоряжение – сколько человек и когда пытать. Что ты дал показания, что ты не дал их – всё равно какое­то количество людей они должны были вывести и мучить. Один из начальников лично присутствовал при всем и говорил: «Сильнее!», когда использовали швабры, деревянные палки. Помню сцену, как при мне происходит надругательство над человеком, а начальник наблюдает и кушает банан. Помню его слова: «Это будет с каждым, если сейчас неправду скажете». Над кем­то совершают надругательство, а на кого­то сам вид насилия оказывает психологическое давление. Мы присутствуем в этот момент, мы и видим, и слышим.

– Были какие­то изощренные пытки?

– Да, они подбирали под каждого… Говорили, что, мол, это распоряжение генерала Сагалакова.

– Выглядит так, будто они специально называли эту фамилию.

– Ну я не знаю, зачем они это делали.

Справка: 11 марта 2022 года Кировский районный суд города Иркутска избрал меру пресечения зам начальнику отдела режима и надзора СИЗО № 6 Дмитрию Барояну. Он обвиняется в совершении преступления по части 3 статьи 286 УК РФ («Превышение должностных полномочий») и части 2 статьи 132 («Насильственные действия сексуального характера группой лиц по предварительному сговору»). В постановлении суда приводятся фамилии трех потерпевших, в их числе Покусаев.

– Как долго пытки продолжались?

– На протяжении семи месяцев практически каждый день.

– Начальник СИЗО­6 Арслан Мажидов не знал, что происходило в то время в его СИЗО?

– Он делал обход по понедельникам, лично заходил в камеры. Мы действительно при нем молчали и ни на что не жаловались. Нас заранее предупреждали, что если кто­то хоть одно слово скажет, то всех… И, понимая, что пострадаешь не только ты, а все в камере, конечно, будешь молчать. Но неужели Вы думаете, что он ничего не знал и ни о чем не догадывался?

Сейчас Мажидов – начальник ангарской ИК­15.

– Члены ОНК приходили к вам?

– Пришли спустя полгода. Выводили нас к ним из камеры по одному. Всего 15 человек вышло к ОНК в комнату, где свидания короткие проводятся за стеклом. Пока нас вели туда, сотрудники говорили: «Будете жаловаться – накажем. Вы останетесь здесь, они уедут».

– Вы решились рассказать об этом, только когда освободились?

– Первые показания дал еще в колонии­поселении, куда меня перевели. А основные – да, уже на свободе. Я все рассказал сотруднику Следственного комитета, после чего Луковского и Барояна арестовали. На очных ставках они вели себя уверенно. Категорически всё отрицали. Сказали, что я один из 300 человек, и как, мол, они меня могут запомнить. Эти сотрудники в СИЗО мне дали прозвище Покусак (по фамилии и за то, что часто возмущался). А говорят сейчас на допросах и очных ставках, что меня не помнят. Как же так? Я припомнил им свои слова: «Закон встанет на мою сторону, мы поменяемся с вами местами». Я почему­то в те адские дни был уверен, что их накажут.

– Насколько сильно Вы изменились после произошедшего? У вас взгляд такой…

– Тяжело избавиться от воспоминаний. В колонии­поселении № 2 со мной работали психологи. Они молодцы, очень помогли. На свободе я продолжаю реабилитацию сам. Порой выйду в лес и там прокричусь… Но всё равно мне часто снится этот ужас, весь путь с самого начала…

Официальное расследование иркутских пыток началось благодаря Уполномоченному по правам человека РФ Татьяне Москальковой (она лично опросила потерпевшего Юрченко). Оно идет очень медленно, с большими трудностями, но идет. Центральный аппарат СК его не забрал, как это сделал с делом о саратовских пытках. Потому получается совершенно нелепая история: дело об изнасилованиях осужденных расследуют те самые иркутские следователи, которые не могли обо всем не знать (они даже дружили с тюремщиками, во время следственных действий здороваются с ними за руку). Это конфликт интересов. Об этом Москалькова говорила на совещании в Совете Федерации. Но так и не удалось добиться того, чтобы глава СК Бастрыкин взял дело под свой контроль. В том числе поэтому за два года следствия, увы, только два сотрудника – Луковский и Бароян – взяты под стражу.

Один примечательный пример: первый потерпевший в деле об иркутских пытках Евгений Юрченко снова в СИЗО. Он рассказал всё Москальковой и дал официальные показания, после чего вернулся из Москвы в родную Иркутскую область. А дальше произошло вот что: его задержали по подозрению в переброске наркотических средств на территорию колонии. Материалы следствию передали оперативники Иркутского УФСИН. Правозащитники уверены: это они устроили провокацию, чтобы отомстить Юрченко. Теперь Покусаев и другие потерпевшие боятся, что с ними произойдет то же самое…

Ева Меркачева