Григорий Абрамов: «На Кубе я числился агрономом»

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (телеканалы «ОТР» и «Регион­67») стал почетный председатель региональной общественной организации ветеранов локальных войн и военных конфликтов «Союз воинов­интернационалистов» Григорий Павлович Абрамов.
Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Григорий Павлович.

– Здравствуйте, Сергей Витальевич.

– Я очень рад Вас видеть в такой хорошей форме. Возраст, годы Вас не берут.

– Пока нормально всё.

– Как Вы коронавирус переживаете?

– Сделал обе прививки. И даже сделал прививку от гриппа. В общем, берегу свое здоровье.

– Прекрасно. Знаете, Григорий Павлович, я поймал себя на мысли, что за все годы существования программы я впервые беседую с человеком, которому больше 90 лет.

– Пусть у Вас будет больше таких гостей.

– Говорить с человеком, год рождения которого – 1929­й, это очень интересно. Вы родились на Алтае, в деревне, которая находится в пятидесяти километрах от города Бийска. Ваше детство – это конец 30­х, начало 40­х годов. Все говорят, кого ни спросишь: счастливое у меня было детство. Если я Вас спрошу, с учетом тех лет, тех условий жизни, каким оно вспоминается – Ваше детство?

– Сергей Витальевич, сейчас почему­то я очень часто вспоминаю свое детство. И настолько четко – начиная где­то с шести лет – я всё помню очень хорошо. Детство счастливое, действительно. Трудное, но счастливое.

Хотя, конечно, это трудные годы были. Дома все деревянные. В деревне, где выросли мои родители и где я родился, школы не было. В пяти километрах было еще одно большое село, где была церковь, и отец ходил туда, закончил два класса церковно­приходской школы. Мама не знала ни одной буквы и цифры, так и прожила всю жизнь. А я с семи лет начал работать с отцом – верховым по выгрузке леса из реки. Две лошадки, двое мальчишек, родители в воде подцепляли бревна, делали покаты, рельсы, и на берег на триста метров мы таскали эти деревья.

– Это еще до школы?

– Да, и так всё лето до става реки. А потом, когда я уже пошел в школу, этим же занимался в каникулы. Не знаю, как мы выдерживали восемь часов верхом просидеть на лошади. И так четыре года, до начала войны. В нашем классе было всего два­три человека, которые знали буквы, умели читать и считать. Все остальные – как я. Родители нам не могли помочь. Моей учительницей была Валентина Николаевна. В войну её муж ушел на фронт, он тоже был преподавателем. Валентина Николаевна осталась одна. Причем, она не имела педагогического образования, закончила до войны гимназию в Бийске и учила первые классы. В то время учитель имел величайший авторитет. Что­то сделать против учителя, какое­то слово сказать – это было невозможно. Даже для ребят­хулиганов учитель был огромным авторитетом. Во время войны было сложно: мужчин уже не было, отопление деревянной школы – печное, сами старшеклассники валили лес, распиливали, а мы, мальчишки, зимой на санках тащили дрова в школу. Первое время еще были тетради, потом уже их не стало. Трудно было учиться, но учились прилежно. По­другому и нельзя было. Самым суровым наказанием было, если учитель за какой­то проступок вызывал родителей. А Валентину Николаевну всегда вспоминаю очень тепло.

Когда уже закончил академию и служил, приезжая на родину, я мог не сходить к родственникам, но к Валентине Николаевне обязательно.

– Григорий Павлович, насколько я знаю, Ваш отец в 42­м году ушел на фронт, воевал он недолго, вернулся в 43­м инвалидом. Что­то отец Ваш рассказывал о войне? Я почему спрашиваю? Вот мой отец тоже воевал. Когда освободили Смоленщину, ему как раз исполнилось 18, и он пошел добровольцем, воевал до 45­го года, но очень не любил ничего вспоминать.

– Я вот теперь понимаю, сколько было мною упущено… Как­то не думали мы тогда о том, чтобы расспрашивать родителей, в том числе и я. Отец мой служил в полку под Ельней, потом этот полк стал гвардейским. Затем отец был ранен и после госпиталя уехал уже в другой полк, под Псков, и там получил ранение, а лечился в госпитале здесь на родине, я мальчишкой бегал к нему в госпиталь, а потом он уволился по инвалидности. Надо сказать, что отец дал мне возможность закончить школу. Он стал работать, материально лучше стало. Еще хочу сказать, что я закончил десять классов и ни разу, ни одного года не учился при электрическом свете. С первого класса по десятый только керосиновая лампа, а если керосина в магазине не было, то свечи. Молодежь, если слушает нас сейчас, должна понять, насколько было сложно учиться, и насколько мы хотели учиться.

– Григорий Павлович, после школы Вы поступили в институт сельхозмашиностроения в Барнауле?

– Да.

– Это выбор Ваш был или родителей?

– Это был мой выбор, только мой. В этом плане у нас, у молодежи, было много самостоятельности, но мы ею не злоупотребляли. То есть нашу вольницу мы не использовали в каких­то нехороших целях.

– А чем Вас привлек этот вуз?

– Я с детства увлекался техникой.

– Но дали Вам проучиться только два года и послали в Академию.

– Да, когда мы после каникул приехали на третий курс, пришел в институт работник военкомата и сказал, что те, кто не служил в армии – а военной подготовки у нас не было – будет служить рядовым, потом продолжит обучение. Но есть деловое предложение: не хватает офицеров­автомобилистов, поэтому в Ленинграде создается в военной Академии отдельный автомобильный факультет и в него набирают именно из сельхозинститутов. Так в числе 15 человек я оказался в Ленинграде. Нас определили слушателями, жили мы в общежитии на улице Связи, я всё это помню. Нам установили оклад слушателя, как командирам, 900 рублей. Через год, в пятидесятом году, мне присвоили звание младший лейтенант, добавили 400 рублей к зарплате и разрешили жить на частных квартирах, добавив по 300 рублей так называемых квартирных.

– По тем временам это неплохо совсем.

– Да, и мы с товарищем воспользовались этим и сняли квартиру на Васильевском острове.

– А какие автомобили там осваивали?

– Газики, ЗИЛы тогда армейские. И в 50­м году мы уже начали учиться вождению, правилам движения, и я в конце 50­го года получил права водителя­профессионала.

Я сначала получил назначение служить не в войска, а на ремзавод, это здорово помогло мне в будущем. В Академии мы устройство автомобилей не изучали, и когда я приехал на завод, понял – опыта нет… Два мастера были. К нам поступали наши машины плюс «Студебеккеры» американские, которые по ленд­лизу были, даже тракторы и американские, и наши. Вот ремонт идет, стоит мой мастер и говорит: «Заглуши в третьем цилиндре, там подшипники затянуты». Думаю: «Мать честная… Я со стетоскопом ничего понять не могу, а он на слух все понимает». Вот какие учителя были! Всё это мне очень пригодилось на службе в армии. В войсках солдаты уважают командира, который сам знает, чему учит, а если только на словах… Я в этом быстро убедился.

– Григорий Павлович, сорок лет, по­моему, Вы прожили в Татарстане?

– 39.

– И работали, и служили там, и преподавали – в Танковом училище, в Суворовском училище, в Казанском университете, в котором, кстати, Ленин учился, и в Казанском авиационном институте, который наш предыдущий губернатор Сергей Антуфьев заканчивал. Что это за народ – татары?

– В Казани проживает примерно 40 процентов русскоязычного населения плюс смешанные браки, их очень много. И хочу сказать, что даже в старые времена татары были более грамотные, чем русское население. Многие авторитетные ученые там жили и работали. Это очень важно. И отношение к нам было замечательное. Стало плохо, когда началась заваруха в 90­х годах. Дошло до того, что нам запретили ходить в форме. Приходил на службу – надевал форму, уходил – снимал. Такое было. Но там очень здорово сработал Шаймиев. Я встречался с ним много раз, когда работал в университете. Там всё это быстро заглушили. Что сделали? Там были большие склады оружия. Всё моментально, в одну ночь, вывезли, мобилизовали весь транспорт. Куда увезли, я до сих пор не знаю.

– Чтобы никому неповадно было.

– Да.

– Шаймиев – это такой аксакал в политике.

– Да, он сейчас почетный Президент, пользуется громадным уважением. Я на 9 мая в прошлом году был там. Нас очень здорово приняли. На трибуне место мне дали. Я очень доволен, что встретился с нашими танкистами­ветеранами. У меня очень много осталось воспоминаний… Казань не узнать. У меня ведь сын в Чернобыле получил облучение сильное, его уже нет в живых. Он похоронен там…

Друзей моего возраста никого уже не осталось, но их дети, ровесники моих детей, когда я приезжаю, всё делают – и возят меня, и показывают, и помогают во всём.

– Григорий Павлович, мы не можем обойти тот эпизод Вашей жизни, который называется операция «Анадырь», это участие в событиях на Кубе, Карибский кризис, 62­63­й годы. Вы там были в качестве человека, отвечающего за автомобили.

– Официально я был агрономом, как и многие мои товарищи. А в реальности – начальником автомобильной службы ракетного полка. Что сказать об этой операции… Представьте: 85 кораблей два рейса делали, чтобы перевести 43 тысячи людей, а самое главное – дивизию стратегических ракет, две дивизии ПВО, танковый полк, который возглавлял Дмитрий Тимофеевич Язов, будущий министр обороны, полк тактических ракет «Луна», «Сопка» – это береговые ракеты…

– Уточним, что это были ракеты с ядерными боеголовками.

– Да, именно. Вот эти два рейса – 85 кораблей – ведь их американцы проморгали. Узнали только, когда самолет У2 съемки сделал, тогда увидели стоящие ракеты. Это уникальный случай.

– Григорий Павлович, я задам сейчас сложный вопрос. На кубинские события есть два взгляда. Первый: конечно, мы должны были это сделать, потому что американцы развернули ракеты в Турции, угрожая Советскому Союзу, и, как ответный шаг, мы решили, мало того, что поддержать Кубу, Фиделя Кастро, но еще и таким образом поставить свои ракеты в ответ на это. Второй взгляд: из­за этих событий мир был в полутора шагах от третьей мировой войны, и к тому же мы отбросили Кубу в ее развитии на полвека назад, потому что Куба времен Фиделя Кастро, была одной из беднейших стран мира. Она и сейчас такая. Какой взгляд Вам ближе?

– Я свое мнение выскажу так: во­первых, благодаря нашему присутствию, Куба осталась независимой страной. Это первое и самое серьезное. А то, что Куба была беднейшей страной, так она была беднейшей и до того, как мы туда прибыли, при Батисте. Население там было 7 миллионов в то время, и все безграмотные! Это была самая необразованная страна. Но уже с 49­50­го года началась борьба за грамотность. И собирали жителей на улице прямо и учили их грамоте. Сейчас это очень грамотная страна. На Кубе учатся более тысячи иностранных студентов. Медицина – одна из самых передовых. Да, трудно там сейчас. Но почему? Объясню. Когда заключили договор о ненападении на Кубу, американцы сдержали слово, но ввели экономическую блокаду. Приведу пример: кубинцы купили у шведов медицинское оборудование, и шведы были наказаны очень здорово, то есть это оборудование им стало намного дороже. Так и с другими странами. Мы ведь тоже отказались от Кубы после распада Советского Союза. Мы там начали атомную электростанцию строить, всё было рассчитано под наши реакторы, но мы ушли, а другие страны не могут закончить это строительство… До сих пор всё стоит незаконченным.

Но хочу сказать – то, что мы там были, – это положительно. Уже 60 лет Куба – это независимое государство.

– Хорошо, Ваше мнение понятно, и оно имеет право на жизнь. Григорий Павлович, давайте вернемся к тому периоду, когда Вы приехали в Смоленск. Это 1995 год. Как Смоленск появился в Вашей жизни?

– Когда я вернулся с Кубы, еще два года служил в полку. Получилось так, что в 95­м году моя дочка с мужем, который служил в армии, оказались здесь в Гусино.

– В Краснинском районе.

– Да. Зять прослужил 14 лет, потом 50­я армия лопнула, разогнали ее и без пенсии его уволили. Куда деваться? Родилась вторая дочка, моя внучка. А к тому времени зять взял кредит на строительство дома, белорусы начали строить, стены уже подняли, и вот это случилось. Денег нет, пенсии нет, работы нет, и мы решили – пока здоровье есть, приехать и помочь им. Я зятю дал деньги и сказал: «Купи квартиру». Потом мы приехали сюда. Таким образом я оказался здесь в Смоленске. Я не жалею об этом, потому что мы помогли своим детям, поэтому отношение ко мне прекрасное моих детей, внуков и даже правнучек. Я очень доволен. И вот как­то в газете прочитал, что состоится собрание воинов­интернационалистов в Музее войны, я туда пошел, поговорил и там же написал заявление.

Меня избрали заместителем председателя. Им был Иван Васильевич Шищенко.

– Григорий Павлович, конечно, нельзя переоценить Ваши заслуги в работе организации ветеранов локальных войн и военных конфликтов, потому что по Вашей инициативе был создан музей, и я в этом музее тоже был, когда он находился в Смоленском гуманитарном университете, сейчас он в СмолГУ перенесен. Я уже не говорю, о том, что Вами написан целый ряд книг: в которых Вы рассказываете и о воинах­интернационалистах, и о своей жизни, о своей службе.

– Иван Васильевич создал организацию, он приложил много усилий, я восторгаюсь его напористостью. В то время через военкоматы, через телевидение он собрал 220 человек, воевавших в 26 странах – это его заслуга, и в 92­м году было собрание объединительное его избрали председателем, называлась организация «Ассоциация воинов­интернационалистов Смоленской области». А когда после его смерти меня избрали председателем, мы сразу зарегистрировали организацию юридически, получила она название сегодняшнее и поставили две задачи. Первая – это защита прав наших ветеранов и их семей, а вторая серьезная задача – это нравственное и патриотическое воспитание молодежи. И поняли, что просто через СМИ – это недостаточно. Нужен музей. Я обратился в СГУ и ректор Николай Евгеньевич Мажар молодец, не только дал нам помещение, но и оплатил проект, всю мебель и т.д. Более того, мы по воскресным дням проводили встречи со школьниками, со студентами, и он даже дал команду, чтобы оплачивалась работа уборщиц, зимой – гардеробщиков и т.д.

– Я знаю, что этот музей посещали и многие известные люди.

– Нас посетили два раза из Китая, два раза с Кубы, англичане, американцы, Кирилл, еще будучи митрополитом, был у нас два раза, он написал отзыв, подарил икону.

– Григорий Павлович, а сколько сейчас членов в организации?

– У нас до недавнего времени было 580 человек, в том числе 58 участников Великой Отечественной войны, из них 6 генералов. Сейчас нет ни одного участника Великой Отечественной войны. Нет и тех кто воевал в Китае, в Корее… Уходят люди…

– Григорий Павлович, завершая нашу беседу, хочу спросить: надо ли нам, Российской Федерации, участвовать и дальше в таких локальных войнах, военных конфликтах за пределами нашей страны?

– Я боюсь отвечать на этот вопрос. Есть ситуации, которые связаны с нашими интересами, вот, допустим, в Сирии. Их надо учитывать. Но в то время, мы, конечно, переборщили, мы вкладывали много, очень много, и сейчас вкладываем, например, в среднеазиатские республики, но отдачи нет, вот в чем дело. Поэтому надо к этому подходить очень серьезно.

Надо просчитывать, есть ли смысл нам втягиваться в это, когда так трудно живется нашему народу. Надо все же сочетать возможности нашей страны и возможности помощи.

Я считаю, что по этим вопросам пока у нас политика очень сдержанная, по­видимому, и дальше так будет.

– Григорий Павлович, спасибо Вам большое. Я хочу пожелать Вам здоровья, здоровья и здоровья.

– Спасибо, что пригласили.

P.S. Видеоверсию беседы смотрите на сайте газеты «Смоленские новости» в разделе «Видео».