Первая любовь: история смоленского радиокомитета от Сергея Новикова

– Я пришел в журналистику в самом начале 1980 года, в общем­то, случайно. И проработал там 10 лет 7 месяцев и 11 дней.

Вот такая точность. Потому что радио – это моя первая любовь. И она не проходит с годами. Именно там, на радио, я в полной мере узнал, что такое признание, что такое уважение, что такое успех. Но я узнал и что такое зависть, ревность, интриги. Всё было там в полной мере, и через всё это я прошел. Это был сложный, противоречивый этап моей жизни, но очень значимый и, я бы сказал, счастливый.

Мою работу на радио можно разделить на периоды. И я бы выделил три из них: это 1980–1985 годы, 1986–1987 годы и 1988–1990 годы. Думаю, небезынтересна будет краткая характеристика каждого из этих периодов, потому что это срез истории радио, смоленского радио 80­х годов прошлого века.

Итак, что такое 1980 год?

– Это пик застоя. Так назовут потом этот год в жизни нашей страны. Правда, мы тогда об этом не знали и жили очень весело, потому что были молоды, и всё казалось впереди. Нам с детства внушали, что мы живем в самой лучшей стране в мире, и у нас всё самое лучшее. И я и мои друзья, конечно, верили в это. Но журналистика – особая сфера. Круг твоего общения становится значительно шире, высказывания людей – откровеннее, впечатления от увиденного и услышанного – острее. Ты очень скоро начинаешь замечать и печальные реалии, и бросающиеся в глаза противоречия, и фальшь, и ложь. А желание рассказать об этом, поделиться, в данном случае с радиослушателями, своими сомнениями, да просто пообщаться на эти темы в эфире с умными людьми наталкивается на железобетонную стену с написанными на ней огромными буквами «НЕЛЬЗЯ».

Вообще слово «нельзя» было ключевым в начале и середине 80­х годов. Нельзя было, например, говорить о церкви и священнослужителях, о сталинских репрессиях, не дай бог – о расстреле поляков в Катыни. Ни в коем случае о том, что люди бегут из села, что десятки и сотни инженеров числятся на заводах только ради того, чтобы было кого послать в колхоз выкапывать наряду со студентами в ноябре мерзлую картошку. Нельзя было писать о том, что гибнут наши ребята в Афганистане – за что гибнут и почему? Конечно, исключена была какая­либо критика партийных работников, а если и критиковали, то, естественно, самое низовое звено и только с санкции вышестоящих органов. Боже упаси даже намекнуть на особое положение партийно­советской номенклатуры с их спецбольницами, спецсанаториями и спецмагазинами. Нельзя было говорить и писать ни о чем таком, что могло бы посеять сомнения в преимуществах социалистического строя, в правильности курса, которым ведет советский народ коммунистическая партия Советского Союза. Да, были радиопередачи и о недостатках. Например, в работе ЖЭУ, или транспорта, или на каком­нибудь токарном участке. Но только не о недостатках системы как таковой.

А еще существовала целая система запретов иного рода. Бесконечных запретов, абсурдных по своей сути. Ну, например, нам нельзя было говорить о том, что в Смоленске существует бриллиантовая фабрика (сегодняшнее ПО «Кристалл»). Тысячи людей работали на этой фабрике, гранили алмазы, но фабрики как будто бы не существовало. Ни в газетах, ни на радио нельзя было о ней писать. Не существовало, конечно, если судить по смоленским СМИ, в нашем городе и штабов двух армий: дальней авиации и ракетных войск. Сотни офицеров ходили по городу, но тсс… Это они просто приехали в город на какое­то время из дальних мест. Это было смешно, потому что, конечно же, о наличии этих штабов, и о том, где они располагаются и даже сколько там служит народу, хорошо было известно всем разведкам мира. Но нам запрещено было об этом говорить.

Был и целый список запрещенных артистов, певцов, голоса которых не могли звучать в эфире. Например, Петр Лещенко или Александр Вертинский. Очень ограниченно – Владимир Высоцкий, Алла Пугачева, Валерий Леонтьев и так далее, и так далее, и так далее. Не говоря уже об артистах эстрады капиталистических стран.

Подобные запреты существовали во всех радиокомитетах страны, как и в редакциях газет тоже. Но в смоленском радиокомитете этот список был значительно расширен. Здесь были идеологические не путы, а морские канаты. А причина крылась в том, что радиокомитет в тот период, о котором я говорю, возглавлял Анатолий Николаевич Новиков. Он имел журналистское образование, был корреспондентом газеты «Рабочий путь», затем редактором газеты «Смена», а в 1978 году был назначен председателем комитета по телевидению и радиовещанию. К этому времени – а было Анатолию Николаевичу всего­то 40 с небольшим – его талант демагога и гонителя всего живого в журналистике уже расцвел буйным цветом: если запреты – то до маразма, если требования – то до идиотизма. Вот так нам не повезло.

Возвращаясь к ситуации, которая была в радиокомитете, я должен сказать, что, к сожалению, масса времени уходила на дела совсем не творческие. Обычным явлением были различного рода собрания и разносы. Председатель радиокомитета не терпел никаких возражений, никаких проявлений независимости, он боялся всего этого. Я помню ситуацию, когда после одного из таких собраний, где я позволил себе возразить его доводам, Анатолий Николаевич вызвал меня в кабинет и, держа карандаш в руках, сказал: «Я Вас всё равно сломаю, вот как этот карандаш». И он действительно сломал карандаш.

В конце 1983 года наступил такой этап, когда я сказал себе: я не хочу больше работать на радио. Они добились своего: убили всякий интерес к радиожурналистике. И созрело решение пойти работать в КГБ, потому что тогда это было романтично. К огромному моему счастью, меня туда не взяли по причине того, что возраст был критический для КГБ – 30 лет. Мне было отказано. Я продолжил работу в радиокомитете.

Я хотел бы выделить отдельно период 1986–1987 годов, потому что в самом конце 1986 года случился небольшой прорыв. Мне всё­таки удалось убедить руководство комитета разрешить передачи, в которых руководители отвечали  бы на вопросы радиослушателей.

И в самом конце 1987 года Анатолий Николаевич Новиков предложил журналистам представить свои предложения о том, как они хотели бы работать в 1988 году. И так получилось, что сделал это только я.

История программы «Диалог»

– Я предложил создать воскресную информационную программу под названием «Воскресный диалог», которая строилась бы по примеру таких программ на ЦТ, как «Взгляд», «До и после полуночи», то есть состояла бы из ряда сюжетов, которые перемежались бы музыкальными паузами, содержала бы информацию по самому широкому кругу вопросов, начиная от высших сфер и кончая кулинарными советами. В ней, на мой взгляд, должны были быть представлены самые разные взгляды, и она могла бы поднимать самые острые вопросы. Очень важно было найти слушаемое время, или, как говорят, «прайм­тайм». А такой прайм­тайм был между 10 и 11 часами утра в воскресенье. В 10 утра заканчивалась популярная тогда передача «С добрым утром» на Всесоюзном радио, а в 11 начиналась еще более популярная «Утренняя почта» на ЦТ. Я предложил вклиниться в этот отрезок, закрыв «Пионерскую зорьку», которую уже никто не слушал. Я просил также создать бригаду, состоящую из нескольких человек, которые бы делали сюжеты, помогали мне. К моему величайшему изумлению, Анатолий Николаевич Новиков согласился практически со всем, что я предлагал. Правда, передача стала называться не «Воскресный диалог», а «Диалог» (это было правильно). И мне было отказано в помощниках (это было неправильно). Сказали: «Будете делать ее один».

Вот так началась история программы «Диалог». Программы, которая, несомненно, стала событием в общественной жизни города и области. И не потому, что ее вел я, а потому, что она действительно отвечала веяниям времени, потребностям людей, которым нужна была объективная, всесторонняя информация о всем происходящем не только в стране, но и в регионе, где они живут.

17 января 1988 года вышел первый выпуск программы «Диалог» и – я не побоюсь показаться нескромным – произвел эффект разорвавшейся бомбы. Помню письмо одной смолянки, которая написала мне: «Уважаемый Сергей Новиков, я к Вам с большой претензией. Собралась тут было за хлебом в воскресенье и вдруг услышала начало новой программы. Так целый час с кошелкой и простояла у радиоприемника». И действительно, это было необычно и непривычно, это отличалось от того, что до сих пор передавало смоленское радио. Здесь человеческим, живым языком, без записи по бумажке, люди говорили о своих проблемах. В программе «Диалог» поднимались темы, которые невозможно было представить себе обсуждаемыми в эфире еще полгода назад. Мы говорили о привилегиях партийных работников (об обкомовской больнице, например), о первых кооперативах, о преимуществах частной собственности, о СПИДе, о политических репрессиях, об Афганистане. Звучали дискуссии, например, о том, где ставить памятник Твардовскому и Василию Теркину (раньше это решалось бы, конечно, только в тиши партийных кабинетов), о проблемах экологии и так далее, и так далее. Впервые в этой программе люди услышали голоса певцов, которые раньше были запрещены. Того же Петра Лещенко, или Александра Вертинского, или Майкла Джексона. И неудивительно, что программа имела большой резонанс, приходили десятки, сотни писем. Программа «Диалог» получала писем больше, чем все отделы радиокомитета вместе взятые, исключая, может быть, концерт по заявкам. Вот лишь одна выдержка, пишет группа педагогов из Смоленска: «Слушать воскресный «Диалог» стало потребностью. Он звучит очень современно, в нем поднимаются такие острые проблемы, о которых мы раньше шептались только на кухне».

Наступил 1989 год. Программа продолжала выходить, набирать обороты, получать письма, отклики. 29 января 1989 года новый этап: уже сама программа «Диалог» вышла в прямой эфир. Сюжеты шли в записи, но я их «связывал» в прямом эфире и приглашал обязательно какого­то человека, который опять же в режиме реального времени говорил о каких­то проблемах. Или же это был интересный человек – артист, музыкант, ученый. А день 7 мая 1989 года можно назвать кульминацией в судьбе нашей программы в том смысле, что ни раньше, ни позже не было такой степени концентрации внимания к «Диалогу» и в целом к областному радио тех лет со стороны радиослушателей, как в тот день. Дело в том, что в это время впервые проходили прямые всенародные альтернативные выборы в Верховный Совет СССР. А 7 мая опять же впервые в истории Смоленщины в прямом эфире сошлись в предвыборных дебатах четыре кандидата в депутаты Верховного Совета СССР от Смоленской области. Это были Артем Тарасов, первый советский миллионер, Александр Николаев, председатель колхоза из Калужской области, Владимир Соловьев, летчик­космонавт СССР, и Юрий Яшин, генерал армии и заместитель министра обороны СССР. В этой программе, вел которую я, они вчетвером дискутировали на различные темы и отвечали на вопросы радиослушателей, которые поступали прямо в ходе передачи. Вот тогда можно было действительно поверить в это расхожее образное выражение – «вся Смоленщина прильнула к радиоприемникам». Потому что это опять же было впервые. Первые такие выборы и такие дебаты, да еще на смоленском радио, да еще с участием столь известных людей.

Перестройка забуксовала, жить становилось всё труднее. Всё громче стали раздаваться голоса о возврате к старым порядкам. И Анатолий Николаевич очень хорошо это почувствовал и решил на всякий случай закрутить гайки: а вдруг действительно всё вернётся. В результате в январе 1990 года программа «Диалог» была закрыта. Кстати, в то же самое время были закрыты и «Взгляд», и «До и после полуночи». То есть это была общая тенденция. Я продолжал работать в радиокомитете, меня никто не увольнял. Но я сравнивал свою ситуацию с той, в которую мог попасть, например, лётчик­истребитель. Вот он летает на сверхзвуковом самолёте, он полон сил, энергии, здоровья. И вдруг ему говорят: «Ну полетал на истребителе, а теперь давай на кукурузник – разбрасывай удобрения на поля». Вот так было и у меня. Мне говорили: продолжайте работать. Но когда ты уже был на вершине, возвращаться вновь к старым формам работы было невыносимо. И вопрос моего пребывания в радиокомитете стал вопросом времени.

1 октября 1990 года был мой последний рабочий день в комитете по телевидению и радиовещанию. Так закончились эти 10 лет 7 месяцев и 11 дней. Я очень благодарен смоленскому областному радио за то, что оно было в моей жизни. Но начался новый этап – не менее сложный и не менее интересный.

Сергей Новиков