Сергей Мишин: «Адвокат должен своим умом зарабатывать, а не «заносами»

Гостем последнего выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (телеканалы «ОТР» и «Регион­67») стал известный смоленский адвокат, председатель Смоленской городской коллегии адвокатов № 3 Сергей Мишин.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич.

– Здравствуйте, Сергей Витальевич

– Я Вас приветствую в программе «Диалоги». Очень рад Вас видеть. Я посмотрел статистику: как это ни странно, в программе «Диалоги», которой двадцать пять лет, только один раз принимал участие адвокат. Я сам этому удивляюсь, потому что это же такая интересная профессия, и мы, конечно, о счастливой и горькой доле адвоката еще поговорим. Хотя не знаю, правильно я сказал – счастливая и горькая?

– Конечно. Бывают и плюсы, и минусы в нашей профессии.

– Я всегда думаю, сколько прекрасных имен! Что побуждает людей – главным образом всё­таки мам, они инициаторы – называть ребенка в честь отца? Ваша семейная легенда что гласит?

– У нас такая ситуация была: отец мой, военнослужащий, пенсионер в отставке, когда пришел к роддому спросить, мальчик родился или девочка, мать показала на отца – дескать, мальчик, а отец, оказывается, спрашивал, как назовешь… И он подбросил свою военную шапку и сказал – Сергей, Сергей Сергеевич. И пошел, и записал. Вот так и получилось, что Сергей Сергеевич.

– То есть когда мама говорила: Сережа, иди на кухню, то…

– Да, бежали двое.

– Я знаю, что Вы окончили 27­ю школу на улице Твардовского. Вот если бы у девятиклассника Сережи Мишина спросили, кем ты хочешь стать, я так подозреваю, что не «адвокатом» звучало бы.

– Нет, конечно, нет. Потому что девять классов окончив, ты еще сам не можешь определиться. Понятно, что тебя в профессию, в институт подталкивают родители.

– Так это было как раз то самое, куда родители направили?

– Конечно, родители предложили: может быть, в юриспруденцию… У нас в семье юристов не было. А почему бы и нет? Почему бы не попробовать? У нас как раз открылась Саратовская академия права, Смоленский филиал. И вот на второй год работы вуза в Смоленске я пошел на первый курс института.

– Сергей Сергеевич, а родители до сих пор входят в круг советчиков, близких людей или уже теперь – кто кому советует?

– Нет. Родители – это всегда родители. К ним я прислушиваюсь. Пока живы родители, мы – дети. Но я уже взрослый человек, своя семья, жена, и дочку воспитываю шести лет. Уже глава семьи сам.

– Итак, Смоленский филиал Саратовской академии, и потом, насколько я знаю, был гарнизонный суд?

– Да, Смоленский гарнизонный военный суд. Перед выпуском из Саратовской академии права нам дали полгода на написание диплома. Я решил, зачем эти полгода сидеть дома, если можно уже потихонечку начинать работать в юриспруденции. И так получилось, что я обратился в Смоленский гарнизонный суд, меня взяли туда на должность секретаря судебного заседания. Понятно, самая низшая должность.

– Гарнизонный суд – тайна за семью печатями. А кого там судят? За что там можно судить? За измену, за дезертирство?

– Нет, там очень большое направление. Судьи рассматривают все дела. Это и административные, то есть если военнослужащий едет за рулем, ДТП рассматривают.

– То есть рассматривают гражданские дела военнослужащих?

– Конечно. Распределение квартир, кому положено – не положено, и гражданские дела, и дисциплинарные, понятно, что в воинских частях всякое бывает. И дедовщина, ее, как говорится, искореняют, но не отменили. Ну и понятно, уголовные дела.

– А почему не остались там?

– Ну для мужчины быть секретарем не очень серьезно. На судью я не метил никогда. Неинтересно мне. Мы проходили практику в институте и в прокуратуре, и в полиции, и в судейской системе, но работу судьи я никогда на себя не примерял. И в дальнейшем решил стать адвокатом, попробовать.

– И вот сразу в коллегию № 3?

– Да. Председателем у нас является Галина Федоровна Темнова. Я пришел к ней на собеседование, потому что надо проходить годичную стажировку по окончании института. Год стажировки я прошел в третьей коллегии адвокатов, а потом уже сдавал экзамены квалификационные.

– Первое дело помните?

– Первые дела для адвокатов – это, конечно, гражданские, административные. Я работаю уже более десяти лет адвокатом и занимаюсь уже и уголовными делами.

В первый год ты работаешь на должности стажера адвоката – имеешь право брать административные и гражданские дела. Уголовными делами ты занимаешься, когда тебе присвоен статус адвоката, выдано удостоверение, тогда ты имеешь право ими заниматься.

– Я всё время думаю, как разорвать этот замкнутый круг. Все хотят к опытному адвокату, но опыт надо где­то нарабатывать. Как Вы разрывали этот замкнутый круг?

– Третья коллегия адвокатов – самая крупная в Смоленске и области. У нас работает 21 адвокат. Есть равновесие – и молодые адвокаты, и среднего возраста, и адвокаты, которые уже работают по 45 и более лет. Когда люди приходят к адвокату, их встречает председатель, сразу спрашивает: скажите, пожалуйста, какое дело? Ведь каждый адвокат специализируется на определенной нише. Возрастной – не возрастной. Не каждый пойдет к возрастному адвокату, потому что иногда идут такие слухи, как я их называю, что вот адвокат уже матерый, особо делать ничего не хочет, просто сидит, бегай вокруг него. А молодой наоборот, работает на себя, на имидж…

– Будет рыть землю.

– Да, будет рыть землю. Так что здесь всё зависит от человека.

– Хорошо, Сергей Сергеевич. Слушает нас молодая аудитория, допустим, выпускники следующего года, Вы им посоветуете идти в адвокаты или уже, как говорится, ну хватит этих адвокатов на Смоленск?

– Нет, отговаривать никогда не буду, потому что кадры молодые, умные всегда нужны в любой профессии, я считаю. Понятно, что адвокаты тоже не вечные, кто­то прекращает свой статус в связи с возрастом и т.д. Молодое поколение, молодая кровь нужны в любой профессии. Но тут надо понять, сможешь ли ты работать в этой сфере или нет.

– Кому уж точно не надо идти в адвокаты?

– Не надо идти в адвокаты человеку, который вроде бы институт окончил, получил высшее юридическое образование, но не знает теории, бывают и такие. Не сдадут квалификационный экзамен, очень сложный. В два этапа идет – тестирование и сам экзамен.

Не надо идти людям, которые не умеют выслушать человека. Нужно быть тонким психологом, потому что это общение с людьми в первую очередь, ты должен их выслушать, к каждому найти свой подход. Бывают уголовные дела. Мы и бесплатно ведем дела по 51­й статье, государство нас назначает. Потерпевшая сторона кричит – зачем вы защищаете убийцу, наркомана, насильника? Но мы не защищаем убийцу и наркомана, мы защищаем конституционные права. Он тоже человек, гражданин Российской Федерации.

– Генрих Падва, суперизвестный российский адвокат, так писал: «Если раньше в адвокаты шли в основном выпускники юридических вузов, то теперь хлынул поток бывших судей, бывших прокуроров, бывших следователей и даже бывших оперативных работников, которые понятия не имеют о ремесле. Раньше я был прокурором, рассуждает человек, приходил в суд и говорил: «Да, виновен, дайте побольше». Теперь я адвокат, значит говорить должен: «Дайте поменьше, невиновен, невиновен». Это десятки тысяч адвокатски малограмотных, непрофессиональных людей». Такая есть проблема в Смоленской области?

– Как таковой проблемы нет. Но, конечно, эти слова верные, потому что некоторые люди, уходя на пенсию из правоохранительных органов, из прокуратуры, идут в адвокатуру. Но не все, опять же, занимаются уголовными делами. Они берут гражданское направление и оказывают помощь. Также у нас имеется президент нашей адвокатской палаты Смоленска и Смоленской области Михаил Иосифович Трегубов, который…

– Легендарная личность…

– Да, он у нас единственный, до сих пор работает, и дай Бог, чтобы еще работал и работал. И он, конечно же, проводит отбор. Уже на собеседовании, перед тем как ты хочешь сдать экзамен, он или даст добро сдавать на адвоката человеку из правоохранительных органов, или всё­таки скажет: ну это не Ваше, куда Вы идете?

– Надо сказать, что я уже давно живу, но, к счастью, мне ни разу не приходилось обращаться к адвокату, хотя, как говорится, от сумы и от тюрьмы, и от адвоката тоже, не зарекайся. Поэтому всё­таки интересно, как идет этот процесс, к кому я должен бежать. Я так понимаю, что здесь главное – чья­то рекомендация?

– Ну конечно, нужна рекомендация, смотря какая отрасль права интересует, потому что каждый адвокат работает в своей сфере. И понятно, что если человек занимается жилищными делами, то надо идти именно к нему, а не к человеку, который в этом ничего не понимает. Вам повезло, что не обращались.

– А если это сложные уголовные дела, тем более, наверное, нужна какая­то рекомендация?

– Когда возбуждается уголовное дело, вначале проводится предварительное расследование в органах дознания или следствия. Даже опытные и, как говорится, матерые адвокаты работают по статье 51, то есть их назначает государство. Нам приходят заявки – нужен адвокат на допрос какого­то человека.

– А я думал, допустим, семья предполагаемого убийцы может самостоятельно обратиться.

– Может. Мы сразу разъясняем человеку права, обязанности, и он имеет право на бесплатную юридическую помощь, которую оплачивает государство, или имеет право заключить соглашение.

– А и то, и другое можно?

– Нет. У нас или по соглашению, или по назначению. Можно по соглашению взять несколько адвокатов, ради Бога, это законом не запрещается, хоть один, хоть два, хоть пять. Но тут уже надо думать, потому что адвокаты разные, у каждого своя мысль, в каком направлении идти. А иногда как в басне – «когда в товарищах согласья нет…»

– Хорошо, оставим за скобками по назначению. Возьмем тот случай, когда семья предполагаемого преступника пришла и с Вами разговаривает. Самое интересное, конечно, насчет гонорара, нашим телезрителям очень интересно, кто называет эту сумму и кто ее может увеличить, уменьшить. Это каждый адвокат решает отдельно или Михаил Иосифович Трегубов утверждает эту сетку, так сказать?

– У нас есть протокол нашей палаты, в котором обозначены гонорары по назначению и по соглашению. И у нас идет гонорарная практика. Например, устная консультация – сумма от тысячи рублей, написание жалобы – от 5 тысяч рублей, ведение административных, гражданских – от 15 тысяч, уголовных – от 20 тысяч и выше, в зависимости от сложности дела.

– Это что, за каждую операцию…

– Нет, это именно соглашение на ведение дела, но каждый адвокат в зависимости от сложности дела вознаграждение назначает сам: есть низший порог, а высшего порога у нас нет. Никто не может нам запретить назначить гонорар, исходя из сложности дела и т.д. Например, мы берем следственные действия небольшой тяжести преступления: 30 тысяч – следствие и в дальнейшем 30 тысяч – суд. Разные люди, некоторые берут и по 100 тысяч, и по 150 тысяч, в зависимости от квалификации и стажа адвоката.

– То есть адвокат говорит: ну понимаете, мне же надо занести судье…

– Нет. Значит это уже не адвокат. Такого у нас не бывает. С этим борется ФСБ. Если адвокат так говорит, то очень короткая карьера будет у такого юриста. Адвокат должен своим умом зарабатывать, а не «я занесу»…

– Ибо потом ему самому уже придется нанимать адвоката себе.

– Конечно.

– Я читал, что адвокат не должен давать гарантии тому человеку, которого он защищает. Он не может сказать: «Я обязательно выиграю» или «Будет положительный результат». Это так?

– Безусловно. Еще раз скажу, что и дача взятки, и гарантии – вне профессионального кодекса. Нормальный адвокат, грамотный специалист никогда не даст стопроцентной гарантии, потому что решает всё у нас суд. Если ты докажешь правоту невиновности или правоту в гражданских, административных делах, то да… Всегда гарантия 50 на 50. Если адвокат говорит: я сто процентов выиграю это дело, давайте мне такую­то сумму, мой совет – идти к другому адвокату.

– Понятно, но человек может сказать: что ж такое – 150 тысяч вам отдали, и что? Можно деньги назад получить?

– Это в зависимости от той работы, которую ты проделал. У нас заключается официальное соглашение, выписывается квитанция. Человек видит, что сумму внесли на счет коллегии адвокатов или адвокатского кабинета, и если работа вдруг клиента не устроит, он всегда может обратиться к председателю коллегии с вопросом – вот работа проведена, а результатов нет. Председатель коллегии вызывает адвоката, вызывает клиента и разбирается, какая работа сделана, какая не сделана и приходит уже к выводу: да, действительно, если проведена полностью, то деньги не возвращаются, если клиент по праву недоволен работой, то часть гонорара, опять же по договоренности между сторонами, возвращается. Если же в дальнейшем не достигается консенсус, то у нас есть палата адвокатов, где председательствует Михаил Иосифович Трегубов, туда можно написать жалобу, она будет рассматриваться на вышестоящем уровне и будет принято решение. Проводится полная проверка, не коллегиальная, назначается адвокат из Совета адвокатов, который занимается проверкой и выносит вердикт.

– Допустим, человек убил кого­то, но он следствию и суду не признается. Должен ли он сказать адвокату всю правду: да, я убил, но я Вас нанял не для того, чтобы Вы, это зная, с кем­то делились, а для того, чтобы Вы поняли, что да, я говорю Вам правду, я вижу в Вас союзника, и Вы должны меня защитить?

– У нас – как и у врачей. У врачей есть медицинская тайна, а у нас есть адвокатская тайна. Конечно, чтобы адвокат полностью оказал помощь и понял, в каком направлении двигаться, ты разговариваешь с человеком, чтобы он сказал тебе правду. Не каждый человек скажет, давайте с этого начнем. Но по­хорошему всю правду, если это уголовное дело, конечно, надо сказать адвокату. Если адвокат – профессионал, понятно, никто об этом не узнает, ни следователь, ни родственники, ни муж или жена его, никто. Это будет адвокатская тайна между клиентом и тобой. И работаем уже в том направлении, чтобы из худшего получить наименьшее наказание.

– Есть такое понятие «гонорар успеха»?

– Есть. По договоренности это всё в соглашении прописывается, что в случае выигрышного дела по гражданским делам какой­то процент  получает адвокат, а по уголовным делам «гонорар успеха» – это благодарность клиента, что получил наименьшее наказание, или условный срок, или колонию­поселение. Разные случаи бывают. Тут понятно – благодарный клиент, довольный результатом, всегда отблагодарит адвоката.

– Адвокат остается достаточно опасной профессией или уже сейчас тихо всё? Не 90­е годы…

– Не 90­е, но всё равно опасная профессия, потому что некоторые адвокаты обещают золотые горы, но, к сожалению, ничего не получается по уголовным делам… А наши клиенты – порой очень серьезные люди, которые попадают в суд по разным причинам – и мошенничество, и грабежи, и разбои. Адвокат за свои слова может и «ответить», если он сказал одно, а сделал другое.

– Я хочу, чтобы мы сейчас послушали отрывок из программы «Диалоги» с участием Вашего коллеги Ильи Владимировича Канатникова – Царство небесное, к сожалению, не пережил коронавирус, – он несколько раз был в нашей программе. Давайте послушаем, и Вы прокомментируете.

«Хорошим адвокатом стать очень сложно. Я полагаю, что правильно некоторые адвокаты делают, выбирая определенные правоотношения, либо гражданские, либо уголовные, либо административные, либо арбитражные. И в связи с этим в определенной направленности работать. Вот это, я считаю, тоже было бы разумно, потому что всё право охватить невозможно. Или, берясь за одно, потом за другое, потом за третье, я полагаю, как бы для себя, это мешает работе».

Он прав?

– Да, конечно, прав, потому что законодательство в Российской Федерации меняется даже не каждый год, а, бывает,  раз в месяц, и в каждой отрасли. Если хочешь быть профессионалом, ты должен следить за законодательством.

– Сергей Сергеевич, если говорить о среднем уровне обвинителей и защитников, то бишь адвокатов, объективно по Смоленской области кто сейчас сильнее?

– На этот вопрос я ответить не могу со стопроцентной гарантией. Потому что дело, расследованое следователями, направляется в прокуратуру. Прокурор подписал. Дело направлено в суд. Понятно, следствие и прокуратура работает в связке обвинения. Защита работает уже на стороне клиента. И в суде как раз и начинается война между обвинением и защитой. Судья, понятно, принимает нейтральную сторону и смотрит.

– Побед поровну у защитников и обвинителей?

– Нет. В большинстве случаев, когда расследуется дело, это в семидесяти процентах – я так образно скажу, конечно – человек виновен, и суд видит, что да, вина доказана, есть достаточное количество доказательств его виновности. Ну и понятно, что защита здесь сможет сделать? Только смягчить меру наказания.

– А Вы свои речи заучиваете наизусть или читаете по бумажке?

– Разные дела. Когда большой объем, многотомное дело, например, одно обвинение 150 томов, конечно, тут выучить речь невозможно, потому что там и показания всех свидетелей, а их может быть и сто, и двести человек. Ты должен донести до суда каждое слово, что сказал свидетель, и по доказательствам, понятно, ты уже по документам всё напечатал и в дальнейшем после прений сторон ходатайствуешь: «Прошу приобщить речь адвоката к материалам уголовного дела», потому что слышать – это одно, а когда судья выходит в совещательную комнату на приговор на несколько дней, он всё это может прочитать и действительно какие­то доводы принять.

– Но всё равно, вот что касается слышать… Это тоже, наверное, имеет значение? Я вижу, что Вы человек, способный достаточно эмоционально сказать… Ну у судьи, наверное, слезу не выдавишь…

– Это точно.

– Но всё­таки эта эмоциональность, эта доказательность, которая не просто на бумаге, а еще идет через речь, может иметь значение?

– Конечно, ты должен быть еще и оратором, ты должен донести свои слова. У нас же не только судья сидит, еще бывают и присяжные заседатели, а это другая категория людей, это обычные люди с улицы, и ты должен донести до людей свои слова. А если ты будешь стоять, по бумажке читать монотонно, никто тебя не будет слушать. А если ты будешь приводить примеры, доводы, жестикулировать, конечно, тебя услышат.

– Опять же Генрих Падва говорил: «Мне хочется иногда сказать про судью, что он идиот или просто некомпетентный, но я не могу себе это позволить, потому что я служу суду, не судье Иванову и судье Петрову, а суду, правосудию. Я имею право персонально обжаловать приговор, доказывать, что он ошибочный, но не имею права порочить правосудие». Но дальше Падва пишет, что иногда очень хочется сказать, что судья идиот. Вы как?

– Ну я так говорить не буду… Иногда бывают ситуации, что судья, посмотрев документы, вообще не прислушивается ни к какой из сторон, выносит свое решение. Бывают ситуации, например, по уголовным делам, когда прокуратура просит снизить, адвокат просит снизить, а судья дает по максимуму. Недоумевают обе стороны, хотя мы вроде бы боремся друг с другом, но не понимаем, что делать. Тогда обжалуем данный приговор в нашем областном смоленском суде, где рассматривают данные жалобы.

– Наверное, за 11 лет практики Вы смотрите, кто судья, и примерно уже представляете…

– Да, примерно знаешь, какое наказание ждать, потому что судьи – тоже люди, и каждый судья по­разному относится. Бывают судьи, которые именно вот по закону, ни вправо, ни влево, а есть судьи, которые работают на протяжении многих лет, они уже как­то по­человечески относятся, уже не боятся выносить решение по совести. Видят: да, действительно, человек оступился, зачем же его сразу сажать в тюрьму на десять лет, ведь человек выйдет оттуда уже потерянный.

У нас есть судьи, которые очень хорошие, мягкие приговоры выносят. Ну и мы тоже понимаем, что человек нарушил закон, оступился, всякое бывает, и надо же давать людям второй шанс, потому что люди исправляются, особенно молодые люди, которые сразу в слезы, я, мол, не думал… Но незнание закона не освобождает от ответственности.

– А вот эти люди, которые связаны с наркотиками, попадают в Ваше поле зрения?

– Да, сейчас у нас просто поток, идут очень молодые, которые не хотят зарабатывать чистые деньги, думают: разложу эти закладки, и мне заплатят, и всё будет хорошо. О наказании они не думают, а срок у них начинается – потому что они берут большие объемы – от 10 до 15 лет, а это бывают дети, которым по 18, по 19 лет…

– Оправдательные приговоры бывают?

– Оправдательных – нет. Если человек уже пойман с наркотиками, а это обычно так и бывает, что это не по наводке: вот он действительно занимается распространением, проходят и закупки у него, это всё снимается на телефон и на аудиопротоколирование. Понятно, ты можешь зацепиться за какие­то нарушения по материалам дела. Не более того.

– Сергей Сергеевич, спасибо Вам большое. Я надеюсь, что теперь у нашей съемочной группы есть свой адвокат, потому что, как я уже сказал, не зарекайся… Но дай Бог, чтобы всё­таки мы с Вами встречались лучше за пределами адвокатской конторы. Так что успехов Вам и всем Вашим коллегам.

– Спасибо.

P.S. Видеоверсию беседы смотрите на сайте газеты «Смоленские новости» в разделе «Видео».