Тихий подвиг Ефросиньи Буркиной

18 мая сотрудники Смоленского музея­заповедника отметили профессиональный праздник – Международный День музеев. Он стал еще одним прекрасным поводом в который раз восхититься бескорыстным подвижничеством музейщиков, их бесконечной преданностью делу, что находится на стыке времен, объединяя прошлое с настоящим и определяя будущее. Это хорошо понимала Ефросинья Васильевна Буркина – заместитель директора Смоленского музея предвоенных лет, скромная жизнь которой была подвигом. Это она, Ефросинья Буркина, в горящем Смоленске под непрерывными бомбежками сумела организовать и успешно провести эвакуацию, а затем сохранить для будущих поколений бесценные коллекции нашего музея.

О тихом и, к сожалению, сегодня мало кому известном подвиге Ефросиньи Васильевны Буркиной – гость «СН», хранитель коллекций Смоленского музея­заповедника, редактор биографической книги Ефросиньи Буркиной «Спасенные сокровища» Валентина Ивановна Склеенова.

– Скажите, Валентина Ивановна, а вообще в первые дни войны эвакуация Смоленского музея была предусмотрена?

– Как таковых документов на этот счет мною не обнаружено, поэтому ответить определенно не могу, но предполагаю, что эвакуация музейных ценностей была ее личной инициативой.

– 5 июля загорелась церковь Иоанна Богослова, и, справившись с пожаром, Ефросинья Васильевна действительно сразу отправилась на поиски начальства, чтобы решить вопрос с эвакуацией?

– Да. Именно это страшное событие, когда загорелась крыша церкви, где располагался историко­археологический музей, убедило ее в том, что сохранить музейные ценности в пылающем городе не получится. Когда читаешь ее дневниковые записи, понимаешь, что Ефросинья Васильевна была абсолютно бесстрашным человеком. Она нашла заместителя председателя облисполкома Алексея Гавриловича Соколова и попросила два вагона. Но шла эвакуация населения, шла эвакуация заводов, и ей дали всего один. За два дня десять сотрудников музея заполнили этот вагон с пола до потолка ящиками с экспонатами, но надо было еще прицепить его к эшелону. И вновь Евдокия Васильевна проявила бойцовский характер. Она пробилась на прием к Алексею Андреевичу Лобачеву – генерал­майору, члену военного Совета 16­й армии, руководившему эвакуацией, и вагон прицепили к отъезжающему эшелону с заводским оборудованием.

– Но почему тогда только Ефросинья Буркина – маленькая, хрупкая тридцатипятилетняя женщина понимала, что бесценные музейные сокровища не должны ни пропасть, ни попасть в чужие руки?

– Наверное, это произошло из­за всеобщей растерянности, и я предполагаю, что люди не были готовы к тем событиям, что происходили в городе, который подвергся бомбежкам в первые дни войны. И документы, регулирующие работы по эвакуации, еще не успели поступить. А без указаний свыше проявлять инициативу многие просто боялись.

– А Ефросинья Васильевна ничего не боялась…

– Понимаете, она вышла из многодетной крестьянской семьи, всего добилась сама. Для нее, хочу подчеркнуть, советская власть, государство, в котором она жила, были святы. Это видно по всем ее действиям. Музейные сокровища для нее были наивысшими государственными ценностями, и поэтому она не жалела себя. Главное – их спасение, несмотря ни на что. Это она и сделала

– И какую часть экспонатов из общего числа смоленских сокровищ ей удалось спасти?

– Ей удалось спасти 26 тысяч 52 экспоната. Перед войной в нашей коллекции числилось 65 148 единиц хранения. Это по официальным документам. Но, работая с архивом, я встретила другую цифру. В отчетах нашего музея указывалось общее количество – около 80 тысяч. Объясню, почему такое расхождение. Дело в том, что перед войной в Смоленске существовало 9 экспозиций, расположенных в разных частях города, в разных зданиях, и каждый отдел вел свой учет. Но в 1939 году правительство Российской Федерации приняло Постановление о введении единой книги учета, то есть все экспонаты, где бы они ни находились, должны были быть занесены в единую книгу учета. И перед войной сотрудники музея, а работали  тогда 72 человека, буквально соревновались между собой. А как известно, спешка до добра не доводит. Так и получилось. А 32 717 экспонатов погибли во время войны.

– Погибли физически или их элементарно украли?

– Их вывезли немцы.

– А по какому принципу Ефросинья Васильевна отбирала экспонаты для эвакуации?

– В первую очередь – предметы из драгоценных металлов. Сюда входили монеты, медали, различные награды – русские и западно­европейские, живопись, но избирательно. Например, из двух картин Айвазовского «Зимний обоз в степи» и «Лунная ночь на берегу моря» был выбран «Обоз». Понимаете, даже в такой суматохе отбирали самое лучшее. Уехали в эвакуацию иконы в серебряных окладах, книги в драгоценных переплетах, часть тканей, как, например, лицевое шитье XVI–XVII веков. Вывозили экспонаты только из трех отделов. Из Собора не вывезли ничего. Дело в том, что руководители этого отдела уже уехали из города, а на воротах Собора висел огромный замок, который открыть было невозможно.

Вывозили из Исторического музея Гнездовские материалы – изделия из золота, которые были найдены на раскопках курганов. Из Картинной галереи вывезли более 200 произведений живописи, и сейчас они являются украшением нашей Художественной галереи.

Изделия из драгоценных металлов  в основном хранятся в фондах. Они, в большинстве своем, собраны М.К. Тенишевой, и если музей «Русская старина» будет открыт, они займут свое место там. Это ковши – пять наградных ковшей, ими когда­то награждались военнослужащие из казачьих сотен, чарки, блюда, тарели, портиры, складни двух­ и трехстворчатые, панагии. Когда я водила экскурсии по «Русской старине», мне часто задавали вопросы: «Откуда у вас это великолепие? Город же был разрушен, вам, наверное, подарили?» Слава Богу, Ефросинья Васильевна Буркина эту богатейшую коллекцию спасла. Мало того, она ведь спасла и часть документов. Это учетные книги. Если бы она их не спасла, мы бы сейчас ничего не знали о своих коллекциях.

Немного истории. Фашисты хорошо готовились к нападению на СССР. В Германии были созданы специальные ведомства по изучению музейных ценностей нашей страны. Они грабили целенаправленно, при этом подчистую вывозили документы, картотеки, фотофиксации. И получалось, что после войны музеи могли остаться «голышом», без всяких документов. Буркина сумела спасти 21 инвентарную книгу, и, благодаря этому, мы смогли составить 5 книг­каталогов погибших экспонатов. Об этом стоит сказать особо.

До 1953 года Германия не предъявляла к СССР никаких претензий. После смерти Сталина началось постепенное продавливание вопросов, касающихся возврата художественных ценностей, вывезенных с территории Германии. Наше правительство пошло навстречу ГДР. Мы вернули им 1 миллион 900 тысяч (только вдумайтесь!) произведений искусства. Это и Дрезденская галерея, и Готская библиотека и Гентский алтарь и многое другое. А что мы получили взамен? Ничего! Дальше – больше. В 90­е годы был подписан договор между СССР и ФРГ, в котором предусматривался возврат культурных ценностей, вывезенных в годы Великой Отечественной войны, владельцам и их наследникам. Более того, мы подписали соглашение, в котором Москва взяла на себя ряд обязательств по «восстановлению справедливости» – вернуть стране­агрессору трофейное имущество. После объединения Германии в 1991 году и прозвучал термин «реституция», но на запросы нашего правительства о ценностях, вывезенных немцами, неизменно отвечали: ничего нет. В декабре 1992 года была создана Государственная комиссия по реституции культурных ценностей. Наш музей сразу включился в эту работу, и только благодаря спасенным Ефросиньей Васильевной Буркиной учетным книгам мы смогли составить списки утраченного, куда вошло 16 868 произведений искусства. Но нам ничего не было возвращено.

– Вообще ничего не удалось вернуть?

– Только то, что нашли на территории Кротошинского уезда освобожденной Польши. Комендант по фамилии Павлов с группой военнослужащих, объезжая территорию вверенного ему уезда, увидел двухэтажный особняк, охраняемый одним поляком. Особняк был доверху забит деревянными ящиками, вскрыв которые комендант Павлов обнаружил произведения искусства с инвентарными номерами Смоленского музея. О находке сообщили в Смоленский обком партии. Был прислан большой вагон, который загрузили не только найденными экспонатами музея, но и подарками для жителей нашего разоренного города. Так в июне 1945 года была возвращена часть коллекции.

Недавно, года четыре назад, немецкая сторона передала нам снимки, сделанные в Смоленске. Они ведь, когда пришли, хорошо знали, что грабить. Что они у нас искали? Материалы Гнездовских раскопок, коллекцию М.К. Тенишевой, коллекцию Н.М. Пржевальского, икону Одигитрии Смоленской. По документам это четко видно.

Собственно, сегодня основа собрания Смоленского музея­заповедника – это то, что вернулось из эвакуации. Но ведь Ефросинья Васильевна Буркина является и основателем музея «Смоленщина в годы Великой Отечественной войны». В 1943 году ее отозвали из Новосибирска, где находилась эвакуированная коллекция. Буркина приехала на второй день после освобождения, когда город еще дымился. Перед ней была поставлена задача создать музей войны, и Ефросинья Васильевна вместе с другими сотрудниками ездила по только что освобожденным территориям области, собирая экспонаты. То, что было найдено по горячим следам, потом составило золотой фонд музея «Смоленщина в годы Великой Отечественной войны». Он открылся в первую годовщину освобождения Смоленска, и жители восприняли это событие как большой праздник. В разоренном городе полуголодные, плохо одетые, но счастливо улыбающиеся люди шли в музей, который появился во многом благодаря Ефросинье Васильевне Буркиной.

– Но в том же 1944 году она уходит из музея. Почему?

– Трудно объяснить. Она любила музейное дело. Музей был делом ее жизни,  и хотя по документам можно догадаться о причинах ее ухода, мне не хочется об этом говорить. Давно, когда я только пришла на работу в музей, спросила у одного сотрудника, хорошо знавшего Буркину: почему? На что он ответил: «Ничего рассказывать не буду, просто не поделили славу».

– А разве она одна из сотрудников Смоленского музея находилась в Новосибирске?

– Так случилось. В ночь с шестого на седьмое июля от вокзала отошел эшелон, в одном из вагонов которого коллекцию Смоленского музея сопровождали его сотрудники. Помимо Ефросиньи Буркиной, это были Анна Дебрина, Ольга Жилина, Евгения Легант и Борис Карцев. Они уехали в эвакуацию в чем стояли, без денег и теплых вещей. В городе Горьком коллекцию выгрузили на платформу, и сопровождающие двое суток охраняли ее под открытым небом. В Горьком Ефросинье Васильевне настоятельно предлагали передать экспонаты местному музею, но она отказалась. Подобные предложения в приказном порядке будут поступать не раз, и когда из Горького их отправят в Новосибирск, затем в Томск и снова в Новосибирск, где наконец­то нашлось место для размещения смоленских сокровищ в подвале недостроенного театра оперы и балета. Но еще в Горьком команда сопровождающих коллекцию поредела, и в результате Ефросинья Буркина осталась единственным хранителем. В Новосибирске ей удалось переместить коллекцию из подвала на антресоли, где были более­менее подходящие условия хранения, а когда в очередной раз ей предложили передать коллекцию другому музею, а самой отправиться на работу в область, Ефросинья Васильевна написала письма в Наркомпрос и Государственный комитет обороны, и от нее, наконец, отстали. Буркина решительно сопротивлялась неразумным приказам, хотя в военное время это могло иметь серьезные последствия. Но как­то всё обходилось. Всё­таки Ефросинья Васильевна была везучим человеком. Удача отвернулась от нее в родном Смоленске, когда ей пришлось оставить работу в музее.

– Скажите, Валентина Ивановна, она была удостоена какой­либо награды, хотя бы почетной грамоты за спасение музейной коллекции?

– Нет. Правда, ее имя было занесено в Книгу почета культпросветработников РСФСР. К сожалению, сегодня Ефросинью Васильевну мало кто помнит, а ведь эта по­настоящему великая женщина спасла коллекцию Смоленского музея, которой не устают восхищаться истинные ценители искусства.

Беседовала Лариса Русова