Александра Ситникова: «белорусское СИЗО – это кошмар»

Градус протестов в Белоруссии снова накаляется, несмотря на бесконечные аресты и штрафы за участие в митингах. «Пакуют» всех, без оглядки на регалии, возраст и семейное положение. Причины, по которым арестовывают людей, порой, выглядят нелепыми. 24­летняя Александра Ситникова, многократная чемпионка республики по тайскому боксу и кикбоксингу, трехкратный призер чемпионатов Европы по тайскому боксу отсидела 10 суток за решеткой за пост
в Инстаграме. И рассказала, как это было.

– Меня арестовали за пост в Инстаграме, который я опубликовала аж 16 августа, – начала разговор Александра Ситникова. – В РУВД мне показали скриншот с моей страницы. Предъявили, что я была участницей массового мероприятия и одиночного пикетирования, так как стояла с плакатом на фоне людей с красно­белыми шариками. Даже улицу вычислили, где был сделан снимок. То есть своим постом я сама себя сдала. Мне так и сказали: «Вы сами подтвердили свою виновность».

Тот самый пост до сих пор висит на страничке Александры в соцсети. Его содержание вполне невинное: «Я невероятно горжусь нашими людьми. Они мудрые, сильные и невероятно добрые, столько взаимопомощи и всё так культурно. И всё это несмотря на страшную жестокость со стороны правительства». Сообщение было закреплено под фотографией девушки. В руках она держала плакат с надписью: «Нет пыткам, арестам, репрессиям».

– Белорусская милиция мониторит все соцсети?

– Сложно об этом судить. Но похоже на то.

– Вам так и сказали: мы Вас задержали за пост?

– Нет, мне сказали так: «Вы задержаны за участие в митинге». Нашелся даже свидетель, который, якобы, видел меня на протестах. Им оказался сотрудник ОМОНа. Он присутствовал на суде. Правда, его лица я не видела, он не снимал балаклаву, а представился АлександрОвич Александр. Еще назвал отчество, вроде Александрович, но было плохо слышно, на этом моменте он закашлялся.

– Что он говорил?

– Говорил, что видел меня на митинге и узнал. На вопрос, как он меня узнал, ответил, что я достаточно известная личность в Беларуси, поэтому опознать меня не составило труда. Из его показаний следовало, что он наблюдал меня в компании людей, которые выражали свою гражданскую позицию. Свидетель даже указал, сколько времени я там провела. А вот с текстом моего плаката он накосячил. Озвучил ошибочные данные из протокола. Зачитал, что на плакате была надпись «Нет пыткам, агрессиям, репрессиям». Хотя на самом деле на плакате был другой текст: «Нет пыткам, арестам, репрессиям». Но кого волновала точность цитаты?

– Вы удивились показаниям свидетеля?

– Не то слово. Я хорошо помню, что в тот момент рядом не было сотрудников ОМОНа. На мой вопрос, почему он не задержал меня тогда, мне ответили: «Человек был занят, работал, поэтому тогда не задержали».

– Как выглядел допрос?

– Следователь зачитал протокол, где было указано, что я находилась на митинге в группе людей с шариками. «Зачем Вы это пишите, ведь на фотографии видно, что я стою одна?» – спросила я. Следователь спокойно парировал: «Вы можете написать, что не согласны». Как я поняла, мое несогласие на исход дела не повлияло бы. Я написала, что согласна частично. Из РУВД меня отвезли в ИВС на Окрестина. Поместили в камеру­«стакан» – помещение метр в длину и полметра в ширину, там можешь просто стоять и смотреть в дверь. Затем перевели в более просторную камеру на четверых, которая представляла комнату 2 на 2 метра, без окон, с тусклым светом, серыми стенами. Там была узкая скамейка – небольшой бетонный выступ, обитый кафелем. В той камере я провела ночь. На следующий день состоялся суд там же на Окрестина, только этажом выше.

– Как проходил суд?

– Быстро, по скайпу. Длился минут двадцать, не больше.

– Адвоката Вам предоставили?

– Адвоката по назначению у нас не предоставляют, если ты не требуешь. Родители нашли мне защитника, но следователь меня об этом не известил. Познакомиться с защитником я не успела, его ко мне не пустили, сослались на неблагоприятную эпидемиологическую обстановку.

В Жодино меня поместили в четырёхместную камеру. Горячей воды там не оказалось, как и отопления. Хорошо, родители передали теплые вещи. Я интересовалась у сотрудников изолятора, почему нет отопления. Услышала: «Отопление включат зимой, ждите». Задала встречный вопрос: «Почему на Окрестина уже включили отопление?». Мне в ответ: «Так надо было оставаться на Окрестина». В итоге я больше семи суток провела в ледяной камере.

– Спали в одежде?

– Я не снимала плюшевые штаны, теплые носки, угги, две байки. Чтобы согреться, занималась спортом. Еще там запрещали пользоваться постельным бельем. Подъем у нас был в шесть утра. Так вот, требовали скрутить матрас, и с 6 утра до 10 вечера не прикасаться к нему. Спать, сидеть и подходить к кровати запрещалось.

– На чем же вы сидели?

– В камере были стол и узкие лавочки, где нам позволялось сидеть. Если днем хотели спать, то располагались на лавке, опирались руками на стол и спали. Стол и лавки были металлические, поэтому мы что­то подкладывали, но в камере без отопления такой подогрев не спасал ситуацию. Еще в нашем помещении постоянно горел яркий свет – и днем, и ночью. Спать невозможно. Особенно на верхней полке тяжело, так как прямо под лампой находишься. Завешивать и закрывать лампу запрещено, сразу приходят и ругаются.

– Если сядешь на кровать, что будет?

– За любой косяк следовало изощренное наказание –
сотрудники СИЗО забирали на ночь матрасы у всей камеры. И люди спали на голых решетках. Однажды кто­то из соседней камеры пытался спорить с охранниками, так их всех лишили матрасов и постельного белья. После того случая все поняли, что с охранниками лучше не спорить, лишний раз ни о чем их не просить. В тюрьме созданы все условия, чтобы максимально сломить волю человека к сопротивлению, чтобы тебе больше не захотелось сюда вернуться.

– С вами в камере находились только политзаключенные?

– Да, там собрались единомышленники. В Жодино находились только те, кто сидел по политической
статье.

– Кем по профессии были те девушки, с которыми Вы сидели в камере?

– Нас в камере было трое. Сама я по образованию инженер, работаю в строительной компании. Со мной сидела девушка, которая училась на психолога, третья заключенная занималась защитой прав женщин. Все образованные, интересные, умные.

В один из дней меня перевели в камеру на восемь человек. Там я познакомилась с женщиной­философом, она такие вещи рассказывала – заслушаешься. Для сокамерниц проводила семинары.

В Жодино собрались специалисты из разных областей, каждый по очереди читал лекции. Так что за решеткой можно еще второе высшее образование получить. Все эти женщины были приятные в общении, мужественные, они с таким запалом, оптимизмом туда приезжали. И, глядя на них, я поняла, что этих так просто не сломить, не запугать.

– Мыться тоже было негде?

– За 10 дней меня отвели один раз в душ. Хорошо, родители передали мне влажные салфетки. Так как горячей воды не было, я придумали свой лайфхак – вечером наполняла пластиковые бутылки ледяной водой, засовывала их в носки и согревала под одеялом. С утра вода немного нагревалась до летней температуры, ей я мыла голову.

– На прогулки выпускали?

– За 10 дней нас два раза по 20 минут вывели на улицу. Прогулка проходила в бетонной яме с решеткой вместо потолка. Видели чуть­чуть облака.

– Телевизор, книги есть в камере?

– Телевизоров нет. Когда я попросила принести мне книги, мне дали понять, что тюремная библиотека для тех, кто сидит не по административным делам, а по уголовным. Нам не положено выдавать книги. Нашелся лишь один хороший охранник, который принес мне книги, журнал, сканворд и даже ручку выдал. Как я поняла, эти книги не из библиотеки, их оставили прежние сидельцы. В итоге я прочитала четыре книги, план­минимум выполнила.

– Сотрудники правоохранительных органов говорили, что вы им надоели со своими митингами?

– Да, это их любимая фраза. Они постоянно твердили: «Как вы нам надоели. Что вы все выходите? Почему вам не сидится дома? Хватит уже». Работники Окрестина выражали негодование более эмоционально, кричали: «Женщины, успокойтесь, вы заколебали выходить, то женские марши, то пенсионерские, то общие». Заметно, что у них уже сдают нервы. Для них задержанные по нашей статья, как красная тряпка для быка. Помню, когда нас вели по коридорам изолятора, надсмотрщики орали: «Не шагом, а бегом, это вам не по площади прогуливаться. Там уже находили километры, прогулялись спокойно, поэтому бегайте».

– Как с Вами попрощались сотрудники СИЗО? Просто сказали «до свидания» или какие­то напутственные речи произнесли?

– «До свидания» там никто не говорит. Меня молча отвели в комнату, отдали вещи и вручили самое главное – квитанцию об оплате питания в Жодино.

– Вы должны сами оплатить питание?

– Конечно, пребывание в СИЗО у нас платное. 13.50 белорусских рублей в сутки (400 российских рублей). Так что мне придется за все время пребывания заплатить около 50 долларов.

– Еда стоит таких денег?

– По сравнению с Окрестина в Жодино кормили нормально. Еда пресная, но терпимая. Кашу на молоке давали. А вот в Окрестина даже смотреть было страшно на еду, не то что есть.

– Вы в курсе, что оппозиционный телеграм­канал Нехта теперь официально запрещен в Беларуси?

– Я поражаюсь тому, что нас загнали в угол, белорусам диктуют, что они должны читать, на что должны быть подписаны. Раньше я была не сильна в юридических вопросах, теперь думаю заняться этим. Жизнь показала: чем больше знаешь, тем лучше. Хотя даже с этими знаниями ты не можешь ничего изменить.

Все 10 дней за решеткой мне казалось, что я нахожусь в театре абсурда. Сначала было страшно, потом непонятно, а под конец стало смешно. До сих пор не верится, что весь этот абсурд происходит на самом деле.

Ирина Боброва

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *