Максим Павлов: «Я никогда не напрашиваюсь и никогда не отказываю»

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (телеканалы «ОТР» и «Регион­67») стал известный российский певец, исполнитель народных и современных песен Максим Павлов. Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Максим.

– Здравствуйте.

– Очень рад Вас видеть, что называется, живьем, потому что с некоторых пор Вы – один из моих самых любимых исполнителей. К стыду своему, я сравнительно недавно о Вас узнал. Услышал Вас в программе «Романтика романса», Вы там пели песню «Травы луговые» Евгения Птичкина и Татьяны Ульяновой. Вообще, традиционно это женская песня, она была в репертуаре Людмилы Зыкиной, но Вы спели так проникновенно, что просто восторг и больше ничего. Кстати, Вам с Людмилой Георгиевной довелось встречаться?

– Нет, к сожалению. Я не встретился с ней, хотя она является одной из моих любимых исполнительниц. Но большое для меня счастье в том, что я очень тесно и плотно сотрудничаю с ее оркестром.

– Я поэтому и спросил.

– Для меня это, конечно, большое счастье, радость, потому что с Дмитрием Сергеевичем Дмитриенко, нынешним художественным руководителем, заслуженным артистом, мы очень много работаем. Записали сейчас альбом свой. Это абсолютно уникальный альбом, потому что мы выпустили его не как диск, а как виниловую пластинку. Этого уже давно никто не делает. Мы будем первыми. Это как бы такая отсылка к советскому времени, к временам Людмилы Георгиевны, к временам, когда всё самое лучшее было на этих виниловых пластинках.

– Мне посчастливилось встречаться с Людмилой Георгиевной здесь, в Смоленске, она приезжала на наш ежегодный Глинковский фестиваль. А Вы первый раз в Смоленске?

– Нет, я уже второй раз. Первый раз я приехал в качестве преподавателя Российской Академии музыки имени Гнесиных со своими студентами и сам исполнял кое­что, кстати, в рамках фестиваля имени Глинки.

– А кто определяет Ваши гастрольные маршруты? И от чего они зависят?

– У меня есть такой принцип. Может быть, для кого­то он покажется высокомерным, но мне кажется, что это единственно правильный принцип – я никогда не напрашиваюсь. Я всегда жду, чтобы меня пригласили, и никогда не отказываю. Неважно, сколько там средств имеет какая­нибудь филармония, чтобы оплатить труд артиста, но я еду, потому что мне интересны люди. Поэтому свой график я определяю сам. Еду туда, где мне интересно, и очень люблю людей, которые занимаются настоящим искусством, тех, которые, простите, за три копейки делают выдающиеся вещи, которые потом становятся настоящим национальным достоянием страны.

– То есть гонорар всегда разный?

– Очень разный, конечно.

– Невозможно, Максим, перечислить здесь все Ваши награды. Назову только несколько: лауреат специального фонда Владимира Спивакова, золотая медаль международных Дельфийских Игр, Гран­при международного конкурса имени Шаляпина, Гран­при международного конкурса «Кубок союзных государств»… Бесконечное количество гран­при. В 22 года уже вышел Ваш первый диск, а в 27 лет Вы стали преподавать в Академии имени Гнесиных, что, прямо скажем, не каждому дано. То есть складывается впечатление, что вся Ваша жизнь состоит из сплошных побед. А провалы были какие­то?

– Я ответил бы Вам так: вся моя жизнь состоит из абсолютного труда. А труд – это победы, в первую очередь для меня самого, то есть я сделал то, что очень хотел. Я добился этого. А вот путь до того, как я этого добился, никто не видит, как и у любого артиста. И этот путь очень тернист. Вы знаете, сколько раз я говорил себе и говорю до сих пор: зачем ты этим занимаешься? Это так трудно. А какой сложный процесс принятия себя! Иногда думаю: как же плохо я пою, зачем я выхожу на сцену, я сегодня вышел на сцену пустой, а люди почему­то аплодируют. Но я же не сделал то, что я хотел, значит, это провал –
внутри, для себя самого. Поэтому вот эти награды – это очень приятно, но я всегда говорю и буду говорить: самая главная награда, как бы пафосно это ни звучало, – зрительская любовь. Можно расскажу про один случай? В одной из кубанских станиц я давал сольный концерт. Абсолютный аншлаг. Оркестр уже готовится к выступлению. Ко мне вдруг приходят в гримерку и говорят: у нас ЧП, спуститесь, пожалуйста, вниз. Первое, что думаешь – всё, наверное, «заминировали» или еще что­то случилось, концерт сейчас придется отменять… Были в моей жизни и такие моменты. Спускаюсь и вижу бабушку с голубыми глазами, в косыночке… И она говорит: «Я очень хочу попасть на Ваш концерт, но мне нечем заплатить за билет». Я говорю: «Конечно, проходите, мы Вас посадим». – «Нет­нет­нет, я должна как­то оплатить». – «О чем Вы говорите, просто проходите, садитесь и смотрите концерт». – «Нет­нет­нет». Ну я как деревенский человек знаю, что спорить с деревенскими людьми нельзя, это бессмысленно. И она достает ведро с сырой, только что выкопанной на огороде картошкой и говорит: «Это тебе, милок». – «Я Вас прошу, заберите». –
«Нет­нет­нет, пожалуйста, Вы меня обидите. Только Вы мне ведро отдайте. Оно у меня одно». И она не села в кресло, которое ей поставили, она же не заплатила за него. Она перевернула это ведро, села на него в проходе и смотрела концерт. Вот это надо заслужить. И я бы очень хотел, чтобы мои концерты проходили для таких людей, в том числе и в большей степени. Это счастье моей жизни и самая большая награда, которую я могу вспомнить.

– Раз мы заговорили о деревне, я знаю, что Вы родились в деревне Кошевичи, это Гомельская область. Кстати говоря, я наполовину белорус, у меня мама родилась в городе Лепель, это Витебская область. А деревня Кошевичи сейчас жива?

– Конечно. Там живет моя мама. Там живут мои родственники. Она, конечно, уже пустеет, пустеет… Всё, что я делаю в этой жизни, направлено именно туда. И мои песни именно о той деревне и о тех людях, я их всегда посвящаю простому человеку. Что для меня простой человек? Это человек, который живет и ему всего хватает, который никогда не будет говорить – ой, как же мне тяжко, ой, як же ж мне плохо, який же я нещастный… Да ничего подобного. Вот так живут люди, с которых нужно брать пример.

– Был такой великий педагог в Одессе Петр Столярский. Он воспитал, в частности, Оскара Фельцмана, Давида Ойстраха. У него была такая фраза: «Мне не нужны талантливые дети, мне нужны талантливые мамы». То есть он имел в виду, что должен быть человек, который этого ребенка возьмет, приведет, в данном случае в музыкальную школу, и скажет – надо. Будет следить и будет его заставлять. Такой человек был в Вашей жизни?

– Конечно. Я прекрасно понимаю, к кому Вы ведете. Но прежде чем мы дойдем до этого человека, я хочу сказать, что первым настоящим моим учителем была моя мама. Дело в том, что мама по своей сути не то что талантливей меня, она просто гениальная певица, но очень тяжелую жизнь прожила, хоронила своих детей… Работала в колхозе, потом в сельском Доме культуры, как художественный руководитель самодеятельности. Ее время было очень непростым, и, конечно, из деревни женщина не смогла бы пробиться куда­то петь, а ее называли второй Зыкиной, потому что она действительно потрясающе поет. И она меня научила всем песням, которые я до сих пор знаю и пою на концертах. Не рассказывала мне сказок или каких­то небылиц, а песнями учила, объясняла, как жить.

В 11 лет я уехал в Минск, поступил в музыкальный колледж. Мне встречались очень разные люди в Минске, но, конечно, мой настоящий учитель – это Виктор Гаврилович Захарченко, народный артист России, лауреат Государственных премий, главный художественный руководитель Кубанского казачьего хора. Он меня заметил, помог. Первые мои шаги в Москве и вообще в России связаны именно с ним. Он в меня поверил. Я поступил в Гнесинку, и у меня не получалось, хотя я был уже достаточно образованным человеком, у меня уже были какие­то награды. Педагоги говорят: давай будем ломать голос, будем баритон делать из тебя. И я понял, что мне надо уходить. Не получается. Не мое. Но приехал по чистой случайности Виктор Гаврилович прослушивать первый курс. Он прослушал всех и каждому сделал замечание. Меня послушал, ничего не сказал. И я для себя точно понял – всё, надо уходить. А потом, когда все ушли, он мне сказал: «Останьтесь, пожалуйста. Вы, наверное, мне хотите задать какой­то вопрос? Я это чувствую». – «Да, я хочу задать Вам вопрос. Стоит ли мне вообще учиться дальше? Я стесняюсь своего голоса. У меня, в общем­то, заурядный голос». Он говорит: «Да, интересно Вы рассуждаете. Знаете, я не буду с Вами спорить, я Вам предложу одну вещь. У меня есть одна песня, она называется «Я русский» (не путать с песней Шамана – ред.). Я ее совсем недавно написал, посмотрите, пожалуйста, ее и придите на следующий день мне спойте».

Я человек образованный, музыкально подкованный, конечно, я быстро выучил. Он послушал, сказал: «Хорошо, у нас с Кубанским казачьим хором концерт в Кремле, и Вы там поете». – «Как так? У меня ни костюма никакого, ну какой я казак?» – «Вот и выяснится. Давайте так – примет Вас народ, Вы ответите на свой вопрос, нне примет, тогда можно же легко забрать документы». Зал принял. Он мне: «Ну что? Всё ясно?» И вот так мы начали общаться. Мы почти каждый день созваниваемся до сих пор, и он каждый раз дает мне уроки.

– Это прекрасно, но я хочу, чтобы наши программы носили и какой­то прагматический характер. Вот слушают нас сейчас молодые ребята, девушки талантливые, имеющие голос. Как им пробиться на большую сцену? Как стать профессиональным певцом? Что Вы им посоветуете? Какими должны быть первые шаги?

– Убрать слово «я», забыть слово «наглость». А самое главное – понять, что если ты хотя бы одному человеку достучался в сердце своими песнями, то ты уже артист. Всё! Я хочу сказать всем ребятам, которые только начинают свой путь, я говорю это своим студентам в Гнесинке – задайте себе вопрос: в чем смысл жизни? Все говорят – это философия, нужно книжки писать, диссертации. Ну пусть пишут те, кто умеет их писать. Я точно знаю, в чем смысл жизни, и могу сказать Вам этот секрет на миллион – в служении. Прожить жизнь и никому не нужным быть – значит ее просто просуществовать. Надо быть полезным. Надо, выходя на сцену, в первую очередь задавать себе вопрос – зачем я туда иду? А уже потом кто­то тебя сделает знаменитым, если сделает.

– Люди скажут – Максим, ну такие банальные вещи…

– Это не банальные вещи, это очень важные вещи. А будут ждать ответа такого: вы знаете, надо на телевидение, на радио, надо пробиваться, выступать, конкурсы, конкурсы… Конкурс – это субъективность, это дело случая. Конечно, кому­то они помогли, но кого­то они загубили, и так можно сказать про всё. Если тебе суждено быть там, ты будешь там во что бы то ни стало. Просто делай честно свое дело. Даже сейчас, когда очень сложная, непростая жизнь, в этой жизни побеждают только те, кто верят в то, что они кому­то нужны.

– Я начал с песни «Травы луговые», потому что услышал ее в Вашем исполнении прекрасном. А вообще репертуар строится Вами на какой основе? И как часто он меняется в зависимости от города, от страны?

– Я совсем не иду по пути знаменитостей. Мне обычно говорят, когда приезжаешь куда­то: Максим, что­нибудь повеселей – это не ко мне. У вас есть артисты, их очень много, они вас будут веселить, петь очень знаменитые песни, это всё хорошо, но позвольте, я буду петь то, что считаю нужным. Что я считаю нужным? Те песни, которые заставляют думать. Конечно, песен много. У меня в репертуаре больше 600 песен, есть песни, которые уже стали знаменитыми – «Там за рекою», «Казачка», «Я русский». Я много сам пишу как композитор, и 90 процентов программ, которые у меня реализуются на сцене, из моих песен. Но я стараюсь поддерживать и молодых композиторов, и поверьте, есть и сегодня такие песни, которые заставляют по­другому посмотреть на всё.

– А как композиторы к Вам относятся? Вы же сказали – я композитор. Бывает так, что человек называет себя композитором, но его коллеги более именитые – так снисходительно: ну­ну, конечно, да­да…

– Я не учился композиции, я самоучка. Но всё очень просто. Я всегда слушаю то, что мне говорят, и благодарю, и стараюсь что­то исправить. Но самый главный критик – это зритель. Я встречал композиторов именитых, которые себя называют очень большими композиторами, которые окончили консерватории, учились чуть ли не у Хачатуряна и т.д., но их песни не знают, их песни не нужны, к сожалению. Они грамотно написаны. Но если меня это не трогает, то не надо. Высоцкий не был певцом. Он на расстроенной гитаре кричал свои песни.

– И не был композитором, и не был признанным поэтом, а на самом деле…

– Бродский про него сказал: пожалуй, единственный поэт в России, которого я бы выделил…

– … да­да­да…

– И он поднимал стадионы, потому что он кричал, кричал о том, что у него болело.

– Сейчас такое поветрие, у нас каждый второй исполнитель еще и композитор. И я как­то уже приводил пример, есть такой певец Нилетто, он в каком­то шоу сидит и говорит: «Вообще­то я же и композитор, я написал (а ему 25 лет) уже 100 песен». Я думаю, боже мой, Александра Николаевна Пахмутова, наверное, за 50 лет своей творческой жизни написала, может быть, даже меньше. То есть здесь, конечно, вся суть в качестве и в критериях. К Вам это, конечно, не относится, но раз уж мы заговорили об этом, что Вы думаете о нынешнем шоу­бизнесе?

– Я как человек, занимающийся педагогической деятельностью, скажу так – мне не понятны мои коллеги, которые говорят: я это не слушаю, это очень плохо, это дешево, это попса. Ты музыкант, ты обязан это слушать, и уже другой вопрос – нравится тебе это или нет, но ты должен понимать тенденции сегодняшнего дня, хотя бы для того чтобы белое отличить от черного и наоборот. Мне кажется, что будет неправильно сказать – этот плохой, этот хороший, а эти занимаются просто попсой, а что там тик­токеры творят, вообще страшно сказать… Они живут, они имеют право на эту жизнь, у них есть свой слушатель, свой зритель. Другой вопрос, что мне жалко людей, которые это слушают. Но это наша проблема, это моя вина как певца, как человека, который выходит на сцену. Значит, я недостаточно работаю. Значит, я не могу на сегодняшний день сделать более популярным свое творчество, чем этот человек из попсы.

– Это Вы прекрасно сказали. А что Вы думаете об уровне вкуса публики? Он снижается или повышается?

– Вы знаете, Смоктуновский грандиозно сказал – не подумайте, что я про себя, это просто цитата: «Я гениально играю всегда. Всё зависит от степени таланта зрителя». Зритель – это ребенок, его надо воспитать. Вы же не считаете, что приходящие на концерт люди обязаны быть образованными. Нет, совсем нет. Есть люди с техническим образованием, совсем без образования. Мои мама, папа – без высшего образования люди, но они мудрее многих с высшим образованием. Воспитывать нужно зрителя, а не оценивать его. Это зрители нас оценивают, а не мы их. Мне кажется, что каждый исполнитель должен задавать вопрос – не какой сегодня зритель, а какой сегодня я для них? Что я могу сделать, чтобы они стали лучше.

– А Вы сразу понимаете, Ваш зал или не Ваш?

– Абсолютно сразу. Вот есть программа, она уже составлена, всё в порядке, всё хорошо. Концерт. Я первый раз вижу зрителей, я выхожу на первый поклон, только чтобы поприветствовать, и уже понимаю: та песня, с которой начинается наша программа, сейчас «не зайдет», мне надо всё менять. Почему? Вот этот сидит – он скептически пришел на меня посмотреть, там – к народной песне вообще не имеют никакого отношения. Здесь вообще просто случайные люди, которых попросили сюда прийти…

– Просто в одно мгновение?

– Это видно сразу, как на рентгене. И твое дело – убедить их сегодня. А ну­ка, дай­ка я с другого сегодня начну. А что я скажу перед этой песней? Я скажу вот это… И смотришь – ага­ага, теплеет, теплеет, горячо, горячо, слезы пошли, всё, не зря вышел сегодня. Ага, в конце встали, спасибо. И я счастлив, значит, я не зря сегодня прожил жизнь.

– Я читал, что много молодежи на Ваших концертах.

– Много. Я этим очень горжусь. У нас молодежь прекрасная.

– Ну и Вы сами себя не отрывайте от молодежи – в этом году 30 лет…

– Ну и я – молодежь. 30 лет, да. Молодые люди и моего возраста – они же все очень талантливые. Я, например, восхищаюсь сегодня ребятами, которые могут делать всё в компьютере. Я –
тридцатилетний парень, вроде молодой, но я и компьютер – это вещи вообще несовместимые. Я сегодня книгу читаю, только если она книга. Я не могу читать электронные книги. Мне все говорят – ну ты дед. Ну наверное, я дед, по­другому я не могу.

– Я хотел задать Вам такой профессиональный вопрос как композитору. Вот живы ведь еще наши классики – Александра Николаевна Пахмутова, Максим Дунаевский, Вячеслав Добрынин, другие. Почему нет тех песен, которые тоже стали бы всенародно любимыми? Почему сейчас у них это не получается? Как Вы думаете?

– Юрий Антонов гениально выразился. Его спросили: почему Вы не пишете больше песен, хитов? Он ответил: пусть пишут те, у кого их нет, а у меня их огромное количество. Возраст человека и возраст таланта зачастую не совпадают. Человек исписывается, проходит время, и человек становится другим, он изменяется. Пока у тебя есть муза, пока ты можешь творить – твори, делай. Конечно, молодость дает подпитку. Но, скажем, Александра Николаевна Пахмутова пишет до сих пор хиты. Другой вопрос – кто их сейчас слышит? Где это транслируется? Нигде. Сегодня другая музыка, сегодня другие люди и сегодня другие ценности. Но какие это ценности? Сегодня музыка того же Нилетто интересна молодежи лишь потому, что, слушая ее, не надо думать, думать вообще не надо сегодня – всё положат тебе в рот, разжуют, и ты даже не заметишь. Приведу простой пример. Приходит человек в магазин и покупает то, что блестит. Со мной могут сейчас спорить люди, которые говорят: нет, я смотрю на качество и т.д. Но если это обертка красивая, ты будешь покупать эту обертку, ее очень красиво сделали, это художники, они знают, как продать, и ты на это покупаешься. Ты даже не задумываешься, что внутри. Тебе всё равно. Ты покупаешь обертку.

– Есть такой поэт Сергей Таратута. У него я прочитал строки, посвященные творческим людям: «Когда сбывается заветная мечта, будь начеку. Они уже в засаде. Те, кто не может в жизни ни черта, как только гадить, нападая сзади». Это знакомо?

– Я про себя каждый день слышу такое количество гадостей! Вот заходишь на концертную площадку или в вуз, и тут же тебе начинают рассказывать, какой ты: а ты знаешь, что о тебе сказали?.. Говорите, говорите, пожалуйста. Это часть профессии. Я это понимаю и принимаю, и прощаю, и не держу зла. Очень трудно иногда, когда тебе хамят, когда твою профессию, которую ты боготворишь, без который ты жить не можешь, оскверняют в твоем же обличье. Или самое страшное, когда говорят неправду, а ты знаешь, что это неправда, ты же это понимаешь, это же придумано. Надо найти в себе силы, сжать зубы, сжать кулаки и идти вперед. А теперь самое главное. Это мое убеждение, то, что я сейчас скажу, и субъективное мнение, в которое я верю. Счастливый музыкант никогда не сможет сыграть гениальное произведение. Счастливый поэт никогда не создаст поэзию. Счастливый художник не напишет картину. Художник должен страдать внутри себя. Страдать не в смысле, какой я несчастный, какой я бедный. Но он должен быть обижен. И он должен где­то внутри себя быть надломленным, непонятым, может быть, недопризнанным. Тогда его нутро начинает на него работать, потому что он встречает таких же, как он, и пишет о таких, как он. Назовите мне любого композитора, и я обязательно приведу довод, что он в своей жизни был даже очень несчастным человеком. Рахманинов, уехавший за границу. Шаляпин, изгнанный в революционное время. Римский­Корсаков, который прожил очень скромную, очень странную жизнь в виду своей гениальности, дописывая за всеми композиторами…

– Итак, 30 лет Вам в этом году. Я запоздало поздравляю Вас с этой прекрасной датой. Поверьте, это большое счастье. Что дальше, Максим? Как далеко простираются Ваши амбиции, планы, задумки?

– Сейчас вышел мой сборник­трилогия. Там сто песен в трех сборниках. Он называется «Песни сердца». И я для себя принял непростое решение, что всё, я постараюсь сейчас не писать. Мне говорят: ну ты очень странно ведешь себя – тебе дается, а ты не хочешь записывать. У меня вопрос к себе самому возник: а зачем столько? «Понарожал детей» и не успеваешь их воспитывать. Надо их спеть, надо их обработать, надо их понять, надо их осмыслить. Я счастлив, что сейчас многие певцы, мои коллеги, поют эти песни. Репетирую с ними, записываю на студии как концертмейстер. Песни надо оживить. У Роберта Рождественского есть такие строки, могу цитату неправильно произнести, но смысл Вы поймете: «Будем писать в стол, будем жить в стол, а из стола будет слышен стон». Вот чтобы не произошло стона из стола, чтобы эти песни были нужны, их сегодня нужно немножко взрастить. Но огромные планы впереди. Сегодня время, когда нельзя предать свое искусство, наш национальный русский, белорусский, украинский код. Если этот код сегодня забыть, предать, мы потеряемся. Не гнаться надо друг за другом, догоняя славу друг друга, не бороться за сцену, за публику. Это глупо, смешно и как­то мелко. Мне кажется, сегодня надо идти вперед в другом. Надо пропагандировать друг друга, вернее, то, что мы делаем, продукт (плохое слово, но оно есть), который мы делаем. И это важно. А еще план такой: я очень хочу – и не в первый раз об этом говорю – создать свой собственный театр песни. Это моя мечта. Цель всей моей жизни: единомышленников, а их немало, собрать в один большой­большой хор под названием «Люди искусства» и создать гильдию настоящих сумасшедших, одержимых людей, готовых за три копейки делиться своим творчеством.

– Спасибо Вам большое, Максим. Пусть всё сбудется, и, пожалуйста, почаще приезжайте в Смоленск.

– Спасибо, я постараюсь.

P.S. Видеоверсию беседы смотрите на сайте газеты «Смоленские новости» в разделе «Видео».